– Можно и так сказать, – усмехнулся Вожников. – А невеста-то у меня красивая – всем на зависть.
Сказал, прижал к себе суженую да при всех, не стыдясь, крепко поцеловал в губы.
Вечером Борисовичи, перешедшие вместе со своей ордынской свитой на вожниковский насад, позвали в свой разбитый между мачтами шатер Егора – в гости и на беседу. Елена с ним не напрашивалась, понимала – что глупой девке при мужском разговоре делать? Правда, инструктировала парня накрепко:
– Про Нифонта-князя так скажешь: дескать, Нифонт давно Василью московскому в рот смотрит и одно место лижет, оно так и есть, тут я не лгу нисколечко. Дальше! О землях наших скажи, о волоках, о повозе – ну, что я тебе говорила, не забыл?
– Да нет.
– И самое главное – на свадьбу не забудь князей пригласить.
Егор дернул плечом.
– Уж это-то не забуду!
– И еще одно… ты ведь, как и я, сирота, так пусть Иван Борисович, коль он уж так тебе благоволит, посаженым отцом на свадьбе у нас будет.
Над городом, над широкой Волгой, плыл малиновый перезвон, радостный народ высыпал на улицы, встречая своих князей. Многие плакали от счастья – князья-то, именно что свои, не какие-нибудь пришлые! Иван Тугой Лук Борисович да Данило Борисович.
– Уж теперь заживем, – почему-то надеялись люди. – На Москву добро-то отдавать не будем.
Борисовичи, верхом на белых жеребцах, ехали во главе споро собравшейся свиты, состоявшей из местных бояр, духовенства и особо богатых купцов… Впрочем, не только местных: завидев Вожникова еще издали, новгородский гость Михайло Острожец подогнал коня.
– Здоров будь, Егорий-господин! Очам своим не верю – ты?!
Оглянувшись в седле, молодой человек весело засмеялся:
– И я рад, Михайло!
– Дева-то какая с тобой. – Глянув на бывшую пленницу, новгородец с явным восхищением цокнул языком. – Вот так красавица!
– Невеста моя, Елена Михайловна, – похвастал Егор. – Заозерской землицы наследница.
– Постой-ка! – Купец хлопнул себя по лбу. – Не покойного ли князя Михаила, что с Воже-озера, дочка?
– Она.
– Та-ак… – Новгородец ненадолго задумался, переваривая только что полученную весть, а затем тряхнул бородой. – Так Нифонт же… Так она ж… А ты, Егорий, часом, князем Заозерским стать не хочешь?
– Может, и хочу, – спокойно отозвался Вожников. – Отчего бы мне не стать князем?
– Так-та-ак… – снова протянул Михайло Острожец, прокручивая в мозгу какие-то свои – вероятно, очень важные – мысли. – Так-та-ак… Слушай, Егор – а ведь мысль твоя – дельная! И невеста – наследница, и князья нижегородские, вижу, за тебя, и… и ватажники твои у меня – уж пригрел, как явились, – купец неожиданно рассмеялся, показав крепкие крестьянские зубы. – Думаю, все тебе рады будут, ты заходи после пира-то, не забыл еще, где живу? Да ко мне в хороминки поднимись, пива выпьем, заодно и поговорим… о твоем деле. Не сомневайся, Егор, – перекрестившись, тихо заверил Михайло, – ради такого дела и людишками тебе помогу, и серебришком изрядным. Заходи вечерком, заходи…
– С чего это ты так раздобрился, господин хороший? – прямо спросил Вожников.
– Tempora mutantur et nos mutamur in illis, – уклончиво ответил купец. – Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними.
Сказал, повернув коня, и, помахав кому-то рукой, быстро исчез из виду.
– Кто такой? – негромко осведомилась Елена.
– Так, один знакомый. Торговец.
– Новгородец?
– Откуда ты знаешь?
– Что я, не слышу, как он говорит? – Девушка со всей серьезностью посмотрела на своего жениха. – Это тот самый, что снарядил вашу ватагу?
– Он.
– А нам с тобой, милый, везет! – бывшая пленница рассмеялась. – Борисовичи, купец этот. Осталось только твою ватажку найти.
– Уже нашел. – Молодой человек решительно взмахнул рукой. – До вечера не будем ждать, прямо сейчас и поедем!
– Правильно, – одобрительно кивнула невестушка. – Пусть твои люди видят и знают, как ты их ценишь, мой князь!
Поотстав от процессии у паперти высокой каменной церкви, Егор и Елена свернули на широкую улицу и, пустив лошадей вскачь, помчались к обширной усадьбе новгородского купца, располагавшейся, как помнил молодой атаман, неподалеку от пристани.
– Богатая усадьба, – со знанием дела заценила девушка. – И частокол из доброго леса. И ворота надежные, еще и вижу – хоромы. Ну что ты стоишь? Стучи!
Егор потянулся к подвешенному у ворот билу, ударил.
– Кто? – неласково спросили из-за ворот.
Вожников хмыкнул:
– Конь в пальто!
– Кто-кто?
Голос, кстати, показался Егору смутно знакомым.
– Водопроводчики. Открывай давай!
– А вот я сейчас лесенку приставлю да погляжу.
Во дворе усадьбы завозились, забегали, и вскоре над воротами показалась… хмурая физиономия Федьки.
– Ну и что тут орем?
– Здоров будь, Феденька! Рад, что жив. Наших в городе много?
– Что?.. Осп-оди-и-и…
Юный ватажник как-то нелепо взмахнул руками и упал, свалился. Похоже, что вместе с лестницей.
– Эй, ну что ты там костями гремишь? Отворяй скорее.
Заскрипел тяжелый засов, отошла тяжелая, обитая толстыми железными полосками створка.
Федька бросился к своему атаману со всех ног, не дал и во двор въехать:
– Господине-е-е!!! Егор!!!
Спрыгнув с седла, Вожников растроганно обнял парня, похлопал по плечу.
– Эх, Федор, дружище…
– Здрав будь, атаман-батюшка!
– Эх! – Не скрывая радостных слез, Капитан Удача вскинул голову. – Линь! Иван! Акимка… Ха! А это что там еще несется за оглоедина?
– А вот, купи веник, почтеннейший господин!
– Здорово, Никита! Да не мни ты мне бока, раздавишь… Это вот, кстати, невеста моя, Елена Михайловна. Между прочим – княгиня, прошу любить и жаловать.
Престол заняли буднично, безо всякой схватки – едва увидев вышедшее из лесу войско, князь Нифонт предпочел тут же распахнуть ворота, так что не понадобились и прихваченные с собою пушки.
В сопровождении тяжеловооруженных ватажников в сияющих на солнце доспехах и шлемах Вожников торжественно въехал на узенький двор довольно обширного, сложенного из толстенных бревен, детинца, собственно, и составляющего единственное укрепление селения – при всем желании, городом это вряд ли можно было б назвать… хотя, в дальнейшем – кто знает?
Самолично вышедший встречать незваных гостей князь с виду вовсе не напоминал подлого узурпатора и христопродавца: внешне обходительный, с приятным, обрамленным аккуратной бородкой лицом и столь же изысканными манерами Нифонт, похоже, мог очаровать кого угодно.