— Суки! Твари! Да я эту мразь зубами рвать буду, пока не сдохну! И тех, кто решил с ними сотрудничать, тоже! — Батя распалялся все больше и больше. Он орал уже несколько минут, словно из человека выдернули сдерживающий стержень, но в итоге получился не мешок костей и мяса, а злобный монстр, совершенно безумный в своем желании мстить.
Андрей впервые видел командира в таком состоянии. Батя сдерживался до первого привала, но когда узнал подробности, его крышу окончательно снесло. И девушки отряда, и пленницы испуганно жались к огромному дубу на берегу ручья. Акира, Камеко и Вини стояли в сторонке, усиленно пряча глаза, а вот Сурок казался невозмутимым — он просто готовил кашу. Некоторое время здоровяк удивленно слушал Батю, а затем, похоже, решил, что горе горем, а детям нужно что-то есть.
Корчак некоторое время молча смотрел на эту бурю, а затем решил вмешаться:
— Батя, они предложили старикам долгую жизнь. Даже немного молодости — это серьезный соблазн. — Он постарался пробиться сквозь ярость командира, но, начав говорить, понял, что лишь подливает масла в огонь.
— Что?! — Батю аж затрясло. — Соблазн?! Не вздумай повторить это еще раз в моем присутствии. Убивец, за одно то, что ты навалил такой штабель магов, я готов носить тебя на руках, но не перегибай. Ни Краснову, ни ему подобным оправданий нет и быть не может!
Последние слова егерь буквально выплюнул, затем развернулся и с шумом влетел в заросли.
Некоторое время на берегу ручья, где разместился бивуак отряда, царила мертвая тишина, затихли даже сверчки. Как ни странно, первым молчание нарушил Сурок, а вслед за ним застрекотали ночные певуны.
— С ним всегда так. Когда кто-то сильный издевается над слабым, Батя впадает в бешенство. Мы еще до войны едва уберегли старика от тюрьмы. Однажды какой-то урод поймал на базаре стащившего яблоко беспризорника и начал бить ногами. — Сурок вздохнул и продолжил помешивать в котелке. За время рассказа он так и не поднял глаз. — Батю мы держали вчетвером. И знаешь, что самое мерзкое? Этого урода повязали два узбека и армянин, а сам он был из наших же, славян. Я уже тогда понял, что гнилость и подлость национальности не имеет.
Сурок окончательно замолчал, добавляя в кашу соли и пробуя ее на вкус. Это был самый длинный монолог в исполнении здоровяка за все время знакомства с Андреем.
Над стоянкой нависла атмосфера философской угрюмости. Каждый задумался над тем, что же действительно случилось, когда пришли эльфы, и что они способны сделать с людьми, причем не только физически.
Андрей улегся на свою походную постель и достал «винторез». Оружие уже давно нужно было почистить, но лень глубоко сидела в его натуре, толкая на разные хитрости. Вот и сейчас, увидев все эти приготовления, к Корчаку подошел Вини.
— Ну что ты делаешь! — сокрушенно вздохнул егерь, отбирая оружие. — Грехи мои тяжкие. Давай сам почищу.
Маленький егерь не признавался, но сильно тосковал по огнестрелу, и чистка чужой винтовки доставляла ему большую радость.
Руки у Андрея освободились, но сон не шел, в голову опять полезли мрачные мысли. Батя был непробиваем и искренен в своем гневе, но о соблазнах Убивец упомянул не случайно. Он вырос в детдоме и как никто другой знал, что именно соблазны способны замарать даже самое чистое сердце. Тому, кто гордится своей совестью, скорей всего, судьба не подсовывает каверзных «подарков». Что именно решит для себя человек, появись у него возможность продать за больше деньги информацию, которая, возможно, повредит шапочному знакомому? Откажется ли от этого честный человек? Конечно. Но жадность будет грызть его долгие годы — ведь тот, кого ему предлагали предать, не был даже товарищем, не то что другом. А если после подобных сомнений и сожалений поступит еще одно предложение?
Для выросших в тепле и сытости людей подобный соблазн может принять вид сотен тысяч долларов или значительной должности, а вот в тех местах, где вырос Андрей, цена совести была значительно меньшей. Это мог быть дополнительный обед, красивая игрушка или просто возможность ходить без синяков. Ранимый мозг ребенка, пойдя на простую уступку, легко теряет разницу между черным и белым.
Корчак вздохнул, ворочаясь на своем жестком ложе. Батя прав, и для таких, как Краснов, оправданий нет, но егерь не имел такого соблазна, как староста. Дополнительные годы полноценной жизни для человека, который уже почувствовал дыхание смерти. Андрей прекрасно знал о том, как ловко страх умеет договариваться с совестью. Перед его глазами всплыла картина наполненных болью глаз Мишки Кыцика. Мальчик не выдержал побоев и предал друга. Андрюха Заморыш так и не смог простить предательства. И только сейчас, спустя многие годы, он понял, что сделал тогда большую ошибку, не захотев понять и простить.
Убивец смахнул рукой неожиданную слезу, откинул голову и посмотрел на далекие звезды. Прямо над ним деревья оставили большой просвет, словно специально давая человеку возможность подумать о вещах, которые были и всегда будут значительно важнее любых человеческих терзаний.
Утром все немного успокоились, хотя мрачное настроение все же сохранилось. Люди практически не разговаривали между собой, но упорно двигались к цели. Батя вел свой отряд без продыху. Лошадей нагрузили по максимуму, и привалы делали лишь для того, чтобы не замучить животных. А люди себя не жалели. Все прекрасно понимали, что в спину дышит погоня и каждая потерянная секунда может стать роковой.
Немалое расстояние до таинственного городка они преодолели за три дня, совершенно вымотавшись, но, к счастью, за это время на них никто не напал — то ли эльфы потеряли след, то ли пленник слишком сгустил краски. Что же касается Андрея, то, несмотря на тряску, его рана доставляла не так уж много хлопот. Батя вколол ему что-то из шприца-тюбика, и плечо почти не болело, хотя левая рука двигалась очень плохо.
К полудню третьего дня лес немного поредел, над верхушками невысоких сосенок показались пятиэтажки поселка.
Сам ПГТ представлял собой кучку панельных домов и разлившееся вокруг них озерцо частного сектора. Лес в свое время бессильно отступил перед напором людей, но, похоже, он скоро опять вернет себе право на Шишкино. Когда-то люди отвоевали у леса жизненное пространство и застроили его бетонными коробками, а теперь молодые побеги пробивались прямо посреди огородов, дворов и покрытых асфальтом улиц. Пройдет несколько лет — и здесь будет шуметь густой бор, ослабленный людьми лес вновь превратится в чащу.
Отряд встал на стоянку на солидном расстоянии от поселка — легенды легендами, но никому не хотелось наткнуться на стаю гвулхов. В разведку Батя взял только Андрея и, как ни странно, Свету. На вопрос о состоянии здоровья Корчак лишь состроил недовольную гримасу:
— Нормально, рука болит, но еще один чудесный укольчик — и я буду свеж как огурец.
— Хорошо, уколю, но в последний раз, — недовольно проворчал Батя, доставая шприц-тюбик.