Сам-то Тарион предпочитал бы, чтобы это не затянулось слишком надолго, а то на сцене могли появиться и союзники лемодианцев – таргианцы. Таргианцы опасны. Впрочем, ведать это дано только богам.
– Я сильно сомневаюсь, чтобы мой дорогой братец выжил после часа – ну, максимум двух – пехотной подготовки. У него мускулы, как молочное желе. Да однополчане засмеют его до смерти. Должен же быть предел унижениям, которые способен снести даже этот человек. И потом… Хочешь услышать маленький секрет, мой милый мальчик?
– Ты знаешь, я люблю секреты.
– Тогда жми сильнее. Сильнее! Я не сломаюсь. А! Вот так лучше! Мой эксцентричный братец нашел убежище у нагианской пехоты. А знаешь, что думают джоалийцы о нагианской пехоте?
– Они считают ее никчемным сбродом, – ответил Дош, вспотевший от усилия.
– Вот именно! Наша кавалерия – я имею в виду, моя кавалерия… Они отведут нам какую-нибудь незначительную роль. Ничего особо опасного, уверен. Во всяком случае, надеюсь. Но пехота – это просто толпа. В представлении этих крестьян биться – значит бросить свое копье в щит противника, а потом лезть на него с дубиной. Даже лемодианцы, и те способны побить наше воинство. В прошлом всегда так и бывало. Теперь принимайся за спину. Каммамен пустит нагианцев вперед, чтобы лемодианцы израсходовали на них свои стрелы. Вот для чего они нужны ему. Так что шансы дорогого Злабориба пережить первую же битву – весьма слабые.
Он блаженно застонал, когда сильные руки Доша надавили на торс. Он не позволил никому из своих подчиненных взять с собой на войну личных слуг, да и из джоалийцев их имели только старшие военачальники. Зато он как командующий кавалерией нуждался в ком-то, способном ухаживать за его скакуном, оружием и прочим снаряжением. И обеспечивать прочие персональные надобности. Дош был хорош в любом качестве.
– Джоалийцы не доверяют тебе, господин, – повторил Дош.
– Это разобьет мое сердце, – сонно промычал Тарион. – Интересно, а почему бы и нет?
– Потому что два друга лучше одного, особенно если они враждуют.
Тарион перевернулся на спину, схватил Доша за волосы и потянул вниз. Дош вскрикнул от неожиданности и упал на локоть, нос к носу со своим повелителем. Он отчаянно пытался не пролить масло из бутылочки, которую держал в другой руке.
– На что ты намекаешь? – угрожающе прошипел Тарион.
Он не увидел в глазах Доша того страха, на который рассчитывал, только веселое удивление.
– О, возлюбленный! – произнес Дош, не очень убедительно изображая униженный вид. – Кто я такой, чтобы учить моего господина политическим интригам?
– Я говорил тебе, что у тебя красивые глаза?
– Кажется, нет. Ты восхвалял все части моего тела, но я что-то не припомню, чтобы ты упоминал глаза.
– Я говорю это только затем, чтобы ты знал: мне жаль будет выжечь их каленым железом. Это испортит твое смазливое личико. Что ты на это скажешь?
Дош все еще не выказывал ни малейшей тревоги. Он улыбнулся, словно угрозы были частью любовной игры – впрочем, понял Тарион, возможно, так оно и есть.
Лучистые глаза мигнули.
– Я хотел сказать, что Таргия будет весьма рада увидеть Нагленд, возвращающий себе независимость. Таргия достаточно далеко от нас, чтобы представлять тебе непосредственную угрозу. Мне кажется, ты – человек Нагвейла, мой возлюбленный господин.
– Мой отец был крестьянином, – согласился Тарион. – А потом дворцовым гвардейцем, а потом королевиным любовником. – Он дернул юношу за волосы. – Так вот что обо мне говорят – что я продамся Таргии?
– Так думают. Никто не произносит этого вслух. Ох! Так больно!
– Я так и хотел. Кто подослал тебя шпионить за мной – таргианцы или джоалийцы?
Поскольку голова его была повернута под рискованным углом, Дош посмотрел на принца, скосив глаза.
– И те, и другие. Кто платит.
– Хорошо. Я уважаю честность и здоровый интерес к деньгам. Шпионь на здоровье, но запомни одно: пока ты мой, ты не позволишь другому мужчине прикасаться к себе! Если только я сам не прикажу тебе.
– Конечно, нет. У меня тоже есть свои принципы.
Тарион хмыкнул и отпустил его волосы. Потом обнял его за шею и придвинул к своему лицу.
– Я люблю тебя, маленькое чудовище! Когда мы захватим в Лемодвейле деревню или две, мы насладимся радостями победителей. Кого бы ты хотел получить? Мальчиков или девочек?
Дош сверкнул белыми зубами.
– Тех и других, только чтоб они были юны и хороши собой. Как и ты, я не привередлив.
– Я очень даже привередлив.
– Я польщен.
За пологом шатра послышался звук, который невозможно было спутать ни с каким другим, – стук копья о щит.
– Проклятие! – буркнул Тарион, спихивая с себя своего слугу. – Как раз когда дело принимает интересный оборот! Посмотри, чего ему нужно.
Дош поднялся, пригладил волосы, поправил набедренную повязку и подобрал бутылочку с маслом.
Тарион сел, прислушиваясь к голосам за стенкой. Кто-то с джоалийским выговором передавал ему вызов в шатер главнокомандующего. Он почти что ждал этого и, разумеется, не собирался ослушаться. Он будет сильно удивлен, если его любимый сводный братец Злабориб не станет первым пунктом повестки дня.
Лагерь был не настолько велик, чтобы ехать верхом; двое мужчин отправились пешком. Солнце уже пряталось за Нагволл, и температура воздуха наконец-то стала терпимой, но Колган Адъютант все равно шагал медленно. Когда второй по занимаемой должности командующий джоалийской армии лично является, чтобы вызвать какого-то нагианца на совет, поневоле придешь к заключению, что у него имеются на это личные причины. Тарион был кандидатом на трон Нагии, а Колган – видным джоалийским политиком. До сих пор им еще не приходилось говорить наедине.
Вокруг кипела лагерная жизнь. Командиры отрядов муштровали своих воинов, отбрасывающих длинные тени на пыльной равнине, моа мяукающими голосами требовали вечерней кормежки. Вяло дымили костры кашеваров.
– Когда вы ожидаете прибытия последних частей из Джоалвейла, господин?
– вежливо поинтересовался Тарион.
– Через несколько дней. – Колган был очень высок, и даже доспехам не удавалось скрыть его худобу. У него было продолговатое скуластое лицо с выступающим носом и рыжеватая борода.
– Я надеюсь, что мы не задержимся с выступлением. Противник уже знает о нас.
– А армия объедает вашу столицу? – усмехнулся высокий джоалиец. Ряды шатров протянулись, казалось, на мили, вмещая пять тысяч голодных мужчин.
– Конечно. Матери придется поднять цены, чтобы заплатить за это. – С другой стороны, царский налог на бордели, должно быть, изрядно пополнял сейчас казну.