Прошло около минуты.
– Пойди, посмотри, как он там, Л’ска.
– Меня зовут по-другому! Только Д’вард называет меня так!
– Тогда, госпожа Исиан, не сходите ли вы и не посмотрите – пожалуйста?
Она поднялась и подошла к таинственной двери в углу. За дверью было темно. Она вернулась к Дошу и взяла лампаду. На стенах заплясали тени. Как Дош и говорил, там была маленькая комнатка со столом, заваленным книгами. Больше там не было никого и ничего – ни другой двери, ни окна, ни Д’варда.
Исиан и Дош ждали. Через полчаса или чуть больше она поняла, что глаза ее слипаются, а он и вовсе уснул или потерял сознание – по крайней мере, когда она попыталась разбудить его, он только застонал. Поэтому она вышла и попросила настоятеля послать монахов, чтобы те вынесли Доша – ему нужны постель и уход, объяснила она. Она сказала Ксаргику Капитану, что он и его люди могут спешиться; она очень вежливо спросила настоятеля, не найдется ли ей чего-нибудь поесть и места для сна. Она решила, что до утра ничего больше не произойдет.
Смедли спустился к завтраку поздно. Голова слегка гудела, во рту стоял неприятный кислый привкус, и, бреясь, он дважды порезался. Что еще хуже, белье, которое он выстирал перед сном, не высохло за ночь. Слуги он нанять не сможет по меньшей мере до конца войны. Из более неотложных потребностей оставались пристойная одежда и несколько бычков.
За огромным викторианским обеденным столом могла разместиться по меньшей мере дюжина человек. Экзетер сидел за ним в одиночестве, листая толстую книгу, уложенную среди грязных тарелок. Он нехотя оторвался от нее.
– Доброе утро, – буркнул Смедли.
– Доброе утро! Прекрасное утро! Еще более приятное в твоем присутствии, разумеется.
– Дарю его тебе. Осталось что-нибудь в чайнике?
Ухмыляясь, Экзетер снял чехол и подвинул к себе чайник. Заглянув в него, он скривился:
– Там еще много, но мне кажется, кто-то полоскал в нем обувь.
– То, что нужно! – сказал Смедли и сел.
Экзетер налил чай.
– Дамы отправились в магазин, а заодно и поговорить с эрудитом Натаниэлом Глоссопом. Там есть еще пара остывших яиц и немного окаменелого бекона. Я разогрею тебе – тут, похоже, ввели законы, запрещающие не использовать пищевые отходы…
– Мне хватит чаю, спасибо.
Слава Богу, некоторое время Экзетер молчал. Он закрыл свою книгу и унес ее. Правда, когда он вернулся, он все еще был возмутительно радостный.
– Искал что-нибудь про Прилиса. Не про того, с которым встречался.
Смедли оторвался от созерцания груды пережаренных тостов.
– Прилиса?
– Того самого, что изобрел деревянного коня. Правда, он не взял патент, и Одиссей украл у него идею. Но этот говорил по-гречески куда лучше того, с которым я встречался. Ты уверен, что не хочешь яичницы с беконом?
– Совершенно уверен.
– Нам обоим надо погладить рубашки. Я бы погладил, только не знаю, как.
– Я тоже, – соврал Смедли. – Расскажи лучше про Олимп, – предложил он, чтобы избежать дальнейшей пустой болтовни.
Экзетер закинул ногу на ногу и обхватил колено руками. С минуту он молча смотрел на Смедли своими невозможно синими глазами.
– Я уже говорил, старина. Это очень похоже на станцию где-нибудь в колониях, форпост цивилизации в буше. Тайки и энтайки живут в уютных домах, туземцы им прислуживают. Вроде Кении, Индии или всех прочих подобных мест. Основное отличие заключается в том, что туземцы такие же белые, как мы сами. В основном рыжие. Тайки довольно разнообразны, но большинство их родом из Англии. Их завербовали здесь. Есть и из других мест. Двое так вовсе из других миров. Некоторые живут в Соседстве с незапамятных времен, но сама Служба появилась сравнительно недавно. Отец был одним из ее основателей.
– Но чем они занимаются?
– Спорят. Строят планы. Ссорятся. Выезжают на миссионерскую работу. – Экзетер продолжал смотреть на Смедли так, словно наблюдал, как напрягаются его мозговые клетки. Его собственное лицо оставалось непроницаемым, как у Сфинкса. – Одна группа продолжает работать над Истинным Учением. Другие заняты разведывательной деятельностью, отслеживая, что происходит – как в политике, так и в теологии. Их интересует все, что может подорвать позиции Пентатеона.
Этот спокойный взгляд начал понемногу раздражать Смедли.
– Судя по твоему тону, ты не очень-то одобряешь это.
– О, это замечательная идея. Достойное дело. Эти пришельцы – совершенные паразиты. Некоторые хоть что-то хорошее делают мимоходом – вроде Тиона с его празднествами. Зато большинство других… в общем, кошмар.
Смедли налил себе еще чашку мутной жидкости.
– Мне кажется, если ты живешь вечно, ты не спешишь прыгать через барьеры? – Он поднял взгляд – синие глаза продолжали сверлить его. – Если это такая прекрасная идея, с чего ты так язвительно о ней отзываешься?
Экзетер вздохнул, опустил ногу на пол и повернулся к окну.
– Не так все просто, старина. Это не то что доктор Ливингстон и туземные колдуны. Это не христиане, сжигающие рощи друидов. Эти типы обладают властью! Настоящей властью. Попробуй побогохульствовать в храме, и ты вполне можешь упасть замертво. Нет ничего лучше поражающей молнии, чтобы произвести впечатление на массы, а приток маны с лихвой возмещает потраченную.
– Так предложите новую религию, хорошую! Ты говорил о Церкви Неделимого. За ней стоит Служба?
– Это и есть Служба. Вся сложность только в том, что старые боги закрепились на рынке. Скажем, ты нашел себе узел – есть еще неплохие узлы – и сажаешь на него нового бога. Первое, о чем тебя спросят: богом чего он является? Все мало-мальски важное уже имеет своего бога, и он или она находятся в подчинении у одного из Пяти. Пентатеон держит фишки на всех полях. Даже Неделимого то и дело ассоциируют с Висеком, Прародителем, так что мана перепадает и ему… или ей? Висек в некотором роде бесполый… Висек еще не принял ничьей стороны. Мне кажется, от Службы ему больше пользы, чем вреда. Возможно, больше пользы, чем хотелось бы.
Время дня решительно не подходило для игры в загадки, но Смедли сам это затеял. И он хотел знать больше об Олимпе и Службе. Если он не узнает этого от Экзетера сейчас, другого шанса у него, возможно, никогда уже не будет. Кто устоит перед возможностью узнать что-то об альтернативном мире?
Или он просто ищет повод?
– Ты говорил, что некоторые из богов – то есть пришельцев, – что некоторые из них вполне ничего?