На миг воцарилась абсолютная тишина. Затем, где-то в районе его плеча, вновь раздался голос старого убийцы:
– Каким категориям разрешено пользоваться удавкой?
– Но, сэр, по правилам положено только три вопроса, – запротестовал Теппик.
– Это можно считать вашим ответом?
– Нет, нет, сэр. Просто так, мысли вслух. Сэр, ответ, которого вы ждете, таков: носить при себе удавку могут все, но только убийцам третьего разряда позволено использовать ее как одно из трех возможных решений.
– Вы уверены?
– Да, сэр.
– Подумайте хорошенько, – голос экзаменатора стал таким масляным, что, казалось, им можно смазать целый железнодорожный состав.
– Мой ответ правильный, сэр.
– Что ж, прекрасно…
Теппик облегченно вздохнул. Холодная, мокрая рубашка неприятно липла к спине.
– Теперь отправляйтесь на Счетоводную улицу, – произнес Мерисет ровным голосом, – следуя всем знакам и прочему. Я буду ждать вас в комнате под башней на перекрестке с Аудиторской аллеей. И еще… соблаговолите взять вот это.
Он протянул Теппику небольшой конверт.
Теппик, в свою очередь, вручил ему расписку. Отступив в густую тень, которую отбрасывала дымовая труба, Мерисет бесследно растворился.
Итак, церемония завершилась.
Теппик несколько раз глубоко вздохнул и извлек содержимое конверта. Вексель Гильдии на десять тысяч анк-морпоркских долларов, выписанный на предъявителя. Внушительного вида бумага, украшенная печатью Гильдии – двойным крестом и кинжалом на фоне плаща.
Теперь пути назад нет. Он взял деньги. Либо он останется в живых и позднее, как предписывает традиция, передаст их в дар благотворительному фонду Гильдии, оказывающему покровительство вдовам и сиротам, либо их обнаружат на его бездыханном теле. Чек выглядел несколько потрепанным, однако следов крови на нем Теппик не разглядел.
Проверив ножи и поправив перевязь рапиры, он оглянулся по сторонам и неторопливым прогулочным шагом двинулся в указанном направлении.
Студенческая молва гласила, что во время экзамена используются не более полудюжины маршрутов и в летние ночи то тут, то там можно было видеть студентов, карабкающихся по скатам крыш, карнизам и городским башням. Домолазание по праву считалось крайне профессиональным и рискованным видом спорта, однако это была одна из немногих дисциплин, в которых Теппик чувствовал себя вполне уверенно – он был капитаном команды, одержавшей верх над «Скорпионами» в финале Настенных игр. А уж этот маршрут был едва ли не самым простым. Хоть здесь чуточку повезло.
Одним легким прыжком Теппик перелетел на самый край крыши, пробежал над спящим зданием, перепрыгнув узкий пролет, приземлился на черепичной крыше спортивного зала, принадлежащего Молодежной Ассоциации Реформистов – Поклонников Ихор-Бел-Шамгарота, мягко съехал по серому скату, не сбиваясь с темпа, вскарабкался по двенадцатифутовой стене и перемахнул на широкую, плоскую крышу Храма Слепого Ио.
Взошла полная, оранжевая, как апельсин, луна. Наверху дул ветерок, легкий, но освежающий после уличного пекла не хуже холодного душа. Теппик ускорил шаг, наслаждаясь веющей в лицо прохладой, и спрыгнул с крыши точнехонько на узкий дощатый мост, ведущий через аллею Латунных Шлемов.
На мост, который некто, вопреки всякой вероятности, умудрился разобрать.
В такие минуты вся жизнь успевает мелькнуть перед глазами…
* * *
Тетушка рыдала – несколько театрально, как отметил про себя Теппик, – поскольку в целом старая леди была не чувствительнее гиппопотама. Отец держался с суровым достоинством, хотя перед его внутренним взором продолжали стоять влекущие образы скал и бьющейся в клюве рыбы. Слуги выстроились двумя шеренгами по всей длине залы до самой главной лестницы: служанки по одну сторону, евнухи и дворецкие – по другую. Когда он проходил мимо, женщины приседали в реверансе, образуя плавную синусоиду, красоту которой мог по достоинству оценить только величайший математик Плоского мира, если бы в данный момент его не лупил розгами маленький человечек, одетый в нечто наподобие ночной рубахи.
– Однако, – тетушка громко высморкалась, – это какое-никакое, а все же ремесло. Отец ласково погладил ее руку.
– Не плачь, цвет пустыни, – сказал он, – это не самая плохая профессия.
– Ну да… – всхлипнула сестра. Старик тяжело вздохнул:
– Деньги приличные… Кроме того, мальчику будет полезно повидать мир, получше узнать людей – пусть пооботрется, ну и, наконец, он постоянно будет при деле, а это убережет его от ненужных ошибок.
– Но… убийство… ведь он еще так молод, и у него никогда не было ни малейшей склонности… Она снова поднесла платок к глазам.
– Это не по нашей линии, – добавила она осуждающе. – Все твой шурин…
– А, дядя Вирт…
– Подумать только – разъезжать по миру и убивать людей!
– Полагаю, это слово в их среде не употребляется, – сказал отец. – Скорей всего, используются другие, скажем, прикончить или ликвидировать. Или предать земле, устроить погребение, кажется, так.
– Предать земле?
– Именно. Или сначала воде. А уж затем – земле.
– Ужасно! – неодобрительно фыркнула тетушка. – Впрочем, я слышала от леди Нуни, что только один мальчик из пятнадцати выдерживает выпускной экзамен. Может, лучше, чтобы его отчислили?
Царь Теппицимон XXVII мрачно кивнул и отправился самолично попрощаться с сыном. Он не разделял мнение сестры о том, что убийство – такое уж неприятное занятие. На протяжении долгих лет он с большой неохотой занимался политикой и всегда считал, что, возможно, убийство в чем-то хуже парламентских дебатов, но наверняка лучше войны. Хотя некоторые склонны были думать, что это одно и то же с той лишь разницей, что война – несколько более шумное дело. Кроме того, он прекрасно помнил, что в молодости у Вирта всегда было полно денег и он никогда не возвращался во дворец без дорогих подарков, экзотического загара и волнующих рассказов об интересных людях, с которыми ему удалось свести на чужбине пусть мимолетное, но столь захватывающее знакомство…
Да, жаль, что Вирта нет рядом – он мог бы дать полезный совет… Его величеству тоже приходилось слышать, что только один студент из пятнадцати действительно становится убийцей. Что происходит с остальными четырнадцатью кандидатами, царь не знал, но был совершенно уверен, что если в школу для убийц попадает студент из бедной семьи, то ему достаются не только безвредные мелки в спину и школьные ужины для такого паренька обретают еще одно измерение – измерение неуверенности в том, что ты поглощаешь.
Однако все без исключения признавали, что школа убийц дает лучшее, самое разностороннее образование в мире. Высококвалифицированный убийца чувствует себя как дома в любой компании и умеет играть по крайней мере на одном музыкальном инструменте. Всякий погребенный кем-либо из воспитанников Гильдии мог вкушать вечный покой в полной уверенности, что пал от руки приличного человека с хорошим вкусом.