Вместо настоящих вояк на службу брали крупных, солидных мужчин, способных часами стоять навытяжку по стойке смирно и при этом не скучать, – мужчин, грузных, как волы, и мысливших соответственно. Желательно, чтобы и с мочевым пузырем у них был полный порядок.
Теппик осторожно ступил на балкон.
Еще в Гильдии он выучился не передвигаться крадучись. За миллионы лет, на протяжении которых людей пожирали существа, передвигавшиеся исключительно крадучись, люди научились распознавать крадущуюся походку. Перемещаться бесшумно тоже вряд ли имело резон, поскольку краткие, двигающиеся мимо тебя паузы тишины всегда вызывают подозрение. Весь фокус заключался в том, чтобы скользить сквозь ночь спокойно и уверенно, как ветер.
Обойдя стоящего за дверью стражника, Теппик осторожно вскарабкался по стене. Стена была украшена пышным барельефом, изображающим триумфы монархов прошлого, так что волей-неволей Теппику пришлось воспользоваться родственной помощью.
Он перебросил ноги через парапет и бесшумно пошел по крыше, еще обжигающей босые ступни. Легкий ветерок дул со стороны пустыни. Пахло кухней и специями.
Странное это было чувство – пробираться по крыше собственного дворца, прятаться от собственных стражников, затевать дело, прямо противоречащее собственному же указу, и осознавать, что если тебя поймают, то в соответствии с этим же указом ты будешь брошен на растерзание крокодилам. Во всяком случае, он лично отдал инструкции – не проявлять к себе никакого снисхождения, если его вдруг поймают.
Так или иначе, это придавало ощущениям дополнительную остроту.
Здесь, на крыше, можно держаться свободно – единственная свобода, доступная царям долины. Теппику не раз приходило в голову, что даже безземельные крестьяне дельты пользуются большей свободой, чем он, хотя мятежная, отнюдь не царственная сторона его натуры возражала: да, конечно, у них есть свобода умереть по своему выбору от любой болезни, а также свобода голодать вволю и в конце скончаться от какой-нибудь болотной лихорадки. Но и такая свобода – свобода.
Слабый звук, донесшийся в великом молчании ночи, привлек его внимание. Джель медленно катил свои воды в лунном свете, широкая поверхность воды маслянисто блестела.
Посередине реки он увидел лодку, она плыла со стороны некрополя. Ошибиться в том, кто сидел на веслах, было невозможно. Отсветы пирамид играли на лысой голове.
«Как-нибудь, – подумал Теппик, – я прослежу на ним. Надо узнать, чем он там занимается».
Только, конечно, днем.
При дневном свете некрополь выглядел просто мрачно, словно в один из тех дней, когда магазины и вся вселенная закрываются раньше времени. Теппик пару раз исследовал некрополь, бродя по улицам и аллеям, безжизненным и пыльным, какая бы погода ни стояла на другом, живом берегу. Перехватывало дыхание, и, казалось, лучше не задумываться над всяческими несоответствиями. Убийцы предпочитали ночь – по общим соображениям, – но ночь в некрополе совсем иное дело. Или, скорее, это все та же ночь, только ночь вдвойне. И кроме всего прочего, некрополь – единственный город на всем Плоском мире, где убийца вряд ли может рассчитывать на работу.
Теппик подобрался к световому колодцу мастерской бальзамировщиков и заглянул вниз. Спустя мгновение он легко приземлился на пол и проскользнул в комнату, где стояли заготовки для саркофагов.
– Здорово, приятель.
Теппик открыл крышку. Саркофаг был по-прежнему пуст.
– Поищи в одном из тех, сзади, – указал царь. – Она всегда плохо ориентировалась на местности.
Дворец был поистине огромен. Даже днем Теппику с трудом удавалось не заблудиться. Он прикинул, каковы его шансы отыскать что-либо в такой колодезной тьме.
– Знаешь, это семейная черта. Твой дед вообще писал на сандалиях «правая» и «левая». Тебе еще повезло, что в этом смысле ты пошел в мать.
Странно. Она не говорила – она болтала. Даже самую простую мысль не могла обдумывать более десяти секунд. Мозг ее накоротко замыкался на язык, и стоило хоть одной мысли появиться у нее в голове, как она тут же произносила ее вслух. По сравнению с дамами, с которыми он встречался на званых вечерах в Анке и которые находили особую усладу в том, чтобы развлекать молодых убийц, угощать их дорогими, изысканными деликатесами, разговаривать с ними о высоких и деликатных материях, глаза горят, как карборундовые сверла, а губы влажно блестят и переливаются… гм, так вот, по сравнению с ними она была пустой, как… как пустышка. И все же ему отчаянно хотелось разыскать ее. Ее прямота и нетребовательность действовали на него, как приворотное зелье. О ее груди он вообще старался не вспоминать.
– Я рад, что ты вернулся за ней, – неопределенно выразился царь. – Она тебе, знаешь, как сестра. Наполовину. Помнится, я хотел жениться на ее матери, но, увы, она была не царских кровей. Яркая женщина.
Теппик напряг слух. Да, вот опять: слабый звук, словно кто-то дышит, слышный только потому, что так глубоко молчание ночи. Огибая ящики, юноша прошел в глубину комнаты, снова прислушался и открыл крышку.
На дне, свернувшись клубочком, лежала Птраси и спала, подложив руку под голову.
Теппик осторожно прислонил крышку к стене и дотронулся до волос девушки. Она пробормотала что-то во сне и повернулась поудобнее.
– Эй, – шепнул Теппик, – пожалуй, пора просыпаться.
Птраси снова перевернулась и пробормотала что-то вроде: «Встфлгл».
Теппик не знал, что делать. Ни Диос, ни его наставники не готовили его к такого рода ситуации. Он знал по меньшей мере семьдесят способов убить спящего человека, но ни одного – как разбудить его перед этим.
Теппик осторожно дотронулся пальцем до самой нейтральной части ее тела. Птраси открыла глаза.
– А, это ты, – зевнула она.
– Я пришел забрать тебя отсюда, – прошептал Теппик. – Ты проспала весь день.
– Я слышала, как кто-то разговаривает, – промолвила девушка, потягиваясь так, что Теппик поспешил отвернуться. – Это был все тот же жрец, ну, похожий на лысого орла. Жуткий человек!
– Правда? Ты так думаешь? – Теппик облегченно вздохнул, услышав это непредвзятое мнение.
– Да. Я и затаилась. А еще царь приходил. Новый.
– О, и он здесь был? – слабо спросил Теппик. Тон, которым она произнесла слово «новый», стилетом пронзил его сердце.
– Все девушки говорят, что он со странностями, – добавила Птраси, пока Теппик помогал ей выбраться из ящика. – Знаешь, вообще-то до меня можно дотрагиваться, я не фарфоровая.
Он поддержал ее руку, чувствуя, что больше всего на свете ему сейчас хочется принять холодную ванну и хорошенько проветриться, пробежавшись по крышам.
– А ты убийца, да? – продолжала Птраси. – Я про это вспомнила, когда ты уже ушел. Убийца, откуда-то из-за границы. Смотри-ка, весь в черном. Ты что, хочешь убить царя?