Огник думал долго. Голова у него опускалась все ниже и ниже, глазки-бусинки закрывались все плотнее и плотнее, пока не закрылись вовсе: дракон распластался в траве и тихонько захрапел. Наверное, от глубокой задумчивости…
Тимка зевал в полный рот, он и сам уже был не против хорошенько призадуматься, как и Огник, часика на два или три. Но тут вдруг явился голодный Хозяйственный с рюкзаком и мечом на одном плече и скатертью-самобранкой под мышкой, и всем важным раздумьям пришел конец.
– Где мой положенный завтрак? – требовательно спросил Боня, внезапно вырастая над мальчиком. – Где крепкий чай и пироги? Ничего тебе нельзя поручить, елки-палки! На минуточку, понимаешь, прилег отдохнуть и пожалуйста – завтрака нет, этот типчик дрыхнет в траве где попало, никакого дежурства и наблюдения! А если враги нападут? Так все и проспишь, да? А если… – тут Хозяйственный умолк и, выпучив глаза, уставился на перекрашенного Огника. Дракон, ничуть не реагируя на крики Бонифация, продолжал нагло дрыхнуть. То есть думать, очень отрешенно и сосредоточенно – как сказал бы он сам.
– Это кто такой? – шепотом спросил Хозяйственный у мальчика, осторожно показывая пальцем на черную фигурку. – Что за головешка храпучая? Гномий выползень какой-то…
– Это, Боня, царь драконов, – любезно пояснил Тимка, – который Изер. Он же наш Огник.
– Какой же он теперь Огник, – облегченно рассмеялся Хозяйственный, – он нынче, скорее, Черник. Ты его что, в пузырек с тушью уронил?
– Нет, – Тимка неторопливо встал на ноги, – я его немножко заколдовал. Вернее, попытался расколдовать. Видимым для начала сделать хотел!
– Удалось, – строго заметил Боня, – вижу. Поздравляю с успехом. А как отнесется к этой операции сам пациент? Жалобы были? Замечания?
– Ох, были, – согласно покивал Тимка. – Я думал, он мне от неожиданности руки-ноги поотрывает и уши обгрызет. В виде замечаний. Но ничего, обошлось.
– Вот и славно, – Хозяйственный вынул из-под мышки скатерть и расстелил ее на траве. – Люблю вот так, на природе, – Боня развалился рядом со скатертью, – на свежем, понимаешь, воздухе. Солнышко светит, птички чирикают! Аппетитно, елы-палы. Просто хочется жить и жить!
– Есть и есть, – поправил его Тимка и замолотил кулаком по скатерке.
Завтрак прошел весело и громко: то ли от того, что скатерть в этот раз расстаралась и выставила кучу всяких сладких лакомств, то ли от того, что Огник теперь был непривычно видимый, но Тимка, похоже, вместе, с большим куском торта откусил и толстую смешинку. И хохотал до упаду от любой ерунды. Огник, косясь на мальчика, с мрачным видом слизывал крем со своего куска бисквита, бурча при этом: «…не, драконы такого не едят. Не едят и все!..» – однако ел преисправно. И это страшно веселило Тимку. А еще его веселил Хозяйственный, который ни с того ни с сего вдруг принялся рассуждать о том, когда же едят Змея и Дракон, раз они все время летают, и когда они все-таки отдыхают, да и отдыхают ли вообще. И как долго они еще будут гоняться друг за дружкой. И хотя всю свою речь Боня произносил важным, серьезным голосом, Тимка смеялся от души, плюясь во все стороны кусками торта. Словно ему анекдот рассказывали.
Наконец Хозяйственный не выдержал.
– Да сколько можно хохотать? – возмутился он. – Я что тебе, дядька-смеховик, что ли? Этот, как его… клоун? Ешь давай и перестань смеяться. А то еще подавишься, тьфу-тьфу. Зачем нам это нужно? Нам подавленные мальчики вовсе не требуются.
– Подавленные! – взвыл Тимка и расхохотался так, что окончательно выплюнул торт на землю.
– Не знаю, как драконы, а тимки-хохотунчики этого точно не едят, – флегматично сказал Боня, с сожалением глядя на расплеванные остатки торта. – Вон сколько добра зря перевел! – Хозяйственный с сожалением хмыкнул и уткнулся в кружку с чаем.
– Кстати, насчет всяких змей и драконов, – словно продолжая собственную мысль, наставительно сказал Огник, облизывая розовый крем со своей черной мордочки. – Когда они отдыхают, когда едят… Да никогда! В том смысле, что хорошему боевому дракону во время долгой битвы ни отдыха, ни еды вовсе не требуется. Он как бы становится другим, что ли. Ему для сытости вполне хватает солнечного или лунного света! И глубокий сон особо не нужен. Потому что правильно обученный дракон может во время боевого полета одновременно и сражаться, и спать. Вполглаза. И этого вполне хватает.
– И долго он так может, вполглаза? – заинтересованно спросил Боня, ставя пустую кружку в сторону. – В смысле сражаться, спя? То есть спать, сражаясь?
– Годик, пожалуй, сможет, – что-то прикинув в уме, ответил дракончик. – А может, и два. Змея, я думаю, тоже так умеет.
– Два года в полете! – поразился Тимка, враз позабыв о дурацкой смешинке. – Это что же, нам два года за ними туда-сюда бегать?
– Зачем же – бегать? – Боня повернулся к мальчику. – Для чего? Делать тебе больше нечего, я вижу.
– Ну, я собирался тихонько подкрасться к Змее, когда она решит немного отдохнуть, – принялся объяснять Тимка, беря со скатерти очередной кусок торта, – и ка-ак заморозить ее из камня! Чтобы раз и навсегда. А теперь, выходит, ничего у меня не получится. Как же я к ней подкрадусь, если она два года спать не будет?
– А что, в этом что-то есть, – оживился Хозяйственный, рассеянно барабаня пальцем по донышку кружки. – Если не ждать, когда Змея уснет, а подлететь к ней поближе, на драконе… или как-нибудь иначе вплотную подобраться… и – бац! Заморозить ее с близкого расстояния. В упор! Наповал. Очень, очень дельная мысль.
– У меня все мысли умные и дельные, – невнятно прочавкал Тимка, размахивая обгрызенным куском торта. – Только вы их не понимаете. Не доросли еще до меня!
– Мыслитель, – ехидно сказал Хозяйственный, – философ. Нос вытри, он у тебя весь в креме, – и засмеялся. Потом посерьезнел:
– Да, хороший план, ничего не скажешь. Дело осталось лишь за малым – нужен дракон. Всего-навсего.
– Да вон их сколько, – Тимка ткнул куском торта в недалекое черное пятно входа, – целая гора. Бери сколько хочешь! Надо только Огника доколдовать в нормальный вид и все. А он не хочет, упирается.
– Я не упираюсь, – возразил дракончик, сердито посверкивая глазками, – я проявляю мудрую осторожность. Я в конце концов попросту хочу жить! А от такого расколдовывания я того и гляди или лопну, или с ума сойду… Вон, видишь, каким меня наш волшебник сделал? Черным. А я всю жизнь был зеленым. Даже когда еще подростком был, и то у меня шерсть зеленая росла!
– Не понял, – Боня глянул на дракончика. – Так ты что, шерстяным когда-то был?
– Само собой, – кивнул Огник. – Без крыльев, весь мохнатый и на задних лапах запросто ходил. А как повзрослел, так вся шерсть сразу выпала и крылья выросли. И на задних лапах перестал ходить – неудобно, с крыльями-то. Перевешивают.
– Так, значит, наш Каник еще совсем молоденький, – понял Тимка. – То-то он все переживает, что летать не может! А у него, оказывается, еще все впереди.