— Что за баловство предлагаете! У меня каждый солдат на счету…
Мы объяснили, что гренадеры просто обязаны отличаться в лучшую сторону от фузелеров, и Дерюгин проникся. Пообещал, что постарается переложить нагрузку с нашего капральства на другие, но гренадеры третьей роты должны стать образцом.
— И не вздумайте распустить гренадир! Я вас лично пристрелю, ежели порядка не будет! — грозно предупредил поручик.
— Так точно, ваше благородие! — рявкнули мы с Ипатовым в один голос. — Стреляйте!
А идейка моя была довольно простой — для начала я решил сделать из наших бойцов заправских лыжников. С детства любил погонять в свое удовольствие, даже на соревнованиях выступал, а в армии на второй разряд сдал не напрягаясь. Опыт тренерский имелся, правда, в другом виде спорта, но это не суть как принципиально. Я ж не буду команду к олимпийским играм готовить.
Если верить историкам и археологам снегоступы на Руси появились чуть ли не раньше мамонтов, однако петербуржцы восемнадцатого века зимой развлекались тем, что катались с ледяных горок, с удовольствием посещали катки и осваивали коньки, ездили на санях, но почему-то не очень привечали лыжи. Считалось, что они — удел простого мужичья или охотников. Понятно, что и в гвардии, которая обычно не воевала в зимний период, лыжи не прижились, немногие умели на них ходить, и если я говорю «ходить», так оно и было. Лыжники в те времена не бегали, а с чувством, с толком, с расстановкой добирались до искомой цели.
Я сразу забраковал снегоступы, обнаруженные в полковом магазине. Не то — охотничьи, слишком широкие и короткие, подшитые с нижней стороны вонючей шкурой неизвестного животного. Может, существовали и иные конструкции, но мне на глаза не попались. Я же хотел для гренадер легкие, удобные, хорошо скользящие лыжи. Пришлось засесть за чертежи. После небольшого мозгового штурма пришел к более-менее удовлетворительному варианту, набросал на бумаге и заявился к полковому плотнику Никодимову. Тот почесал голову и изрек, что я хочу смастерить «голицы» и ничего нового, собственно не придумал. Видел он подобные и знает, как изготовить.
Оказывается, не все так плохо с этим делом обстояло в России. Петр Великий понимал важность применения лыж в военных действиях: при нем были лыжные отряды, сражавшиеся в зимние кампании со шведами. Но мы отставали — если норвежцы уже заделались заядлыми биатлонистами, тренируясь стрелять при съезде с умеренного склона, спускаться, не ломая палок и лыж, проходить приличные расстояния при полной боевой выкладке, то в русской армии ничему такому не учились.
Крепко озадаченный Никодимов засел в мастерской. Каждое утро из нее выгребали кучу опилок, потом их сжигали в печах.
В результате на свет появилась первая пара лыж, сделанных из сосны (благо бор поблизости, и недостатка в материале нет), каждая выше меня на вытянутую руку, узкая (сантиметров шесть), с загнутым передним концом (не спрашивайте, как Никодимов это сделал), с выдолбленным по всей длине желобом. Посредине небольшое возвышение, обклеенное берестой. Ступня просовывалась в поперечный кожаный ремень, имелся еще и специальный пяточный для удобства.
Обычно к лыжам полагалась одна палка, но я попросил изготовить две. Так мне было сподручнее. На конце их приделали деревянные кружки, скрепив ременным переплетом. Хоть Никодимов использовал самую легкую древесину, палки все равно получились тяжеловаты. Ездить можно, но хотелось чего-то получше. Я решил сменить их на бамбуковые.
Россия вела оживленную торговлю с Китаем, и в Петербург и Москву поступало немало китайских товаров: в основном, меха из Сибири и изделия из слоновой кости. Побегав по торговым рядам, наткнулся на лавчонку, где в углу скромно ютились бамбуковые жердины. Они не продавались, хозяин долго артачился, но все же отдал за хорошие деньги. Никодимов сделал из бамбука легкие и прочные палки.
Я испытал лыжи. Получилось сносно, даже коньковый ход. На мои «маневры» прибежало посмотреть немало солдат и унтеров. Кажется, был кто-то из штабов (так называли старших офицеров полка). Коньковый ход вызвал у всех изумление, эта техника появилась в действительности намного позже — лет через триста с лишним. Никодимов получил заказ на большую партию — по задумке у каждого из гренадер моего капральства должны иметься собственные лыжи — и снова закрылся в мастерской.
Дерюгин сдержал слово. Мы получили больше свободного времени, и я приступил к занятиям. Пока Никодимов стругал лыжи, мои гренадеры качались в тренажерном зале (спасибо полковым кузнецам), бегали кроссы, крутились на турнике, осваивая подъем переворотом. Я учил их кое-каким приемам рукопашного боя: очень пригодились школьные занятия в секциях бокса и самбо. Правда, на кулачках гренадеры дрались не хуже меня, многие втихаря принимали участие в боях стенка на стенку. Я узнал забавные подробности этих мероприятий — участники обязывались перед схваткой пройти регистрацию в полиции.
От чего не смог нас избавить Дерюгин, так от дворцовых караулов. Гвардейские полки по очереди заступали на охрану Зимнего дворца, точнее «нового зимнего дома» — как его называли. Каждое утро без малого триста человек несли службу, охраняя императрицу и ее двор только гренадер назначалось тридцать девять, не считая капралов.
По такому случаю из полковой казны выделили сумму для новых мундиров, и те, кто ходил в дворцовые караулы, получили новые комплекты обмундирования (на сей раз за казенный счет). Начальство не хотело ударить в грязь лицом, и экипировали нас как надо, правда, сменившись, мы переодевались в старую форму.
Дворцовая служба была куда теплей и приятней караулов при Адмиралтейской и Петропавловской крепостях. Больше всего мы не любили охранять казематы.
Во дворце гренадер ставили на разные посты, стараясь подбирать людей ответственных и дисциплинированных. Обращали внимание и на внешний вид, выделяя тех, кто повыше и покрупнее. Обычно мы охраняли либо деревянную лестницу, ведущую к крылу, в котором жила императрица и чета Биронов, либо Большой зал, там проводились торжественные ужины и приемы, стоял великолепный трон, приподнятый над дубовым паркетом на несколько ступенек.
Мне все было в диковинку, и если бы не грозные вращающиеся глаза Ипатова, я б, наверное, шею себе свернул, особенно в тронном зале — от обилия зеркал, богатых украшений, гипсовых статуй, барельефов кружилась голова. Если ее запрокинуть, на потолке можно увидеть картины так или иначе связанные с царствием Анны Иоанновны. В центре — сюжет, повествующий о вступлении ее величества на престол, разумеется, в виде аллегорий: фигуры Религии и Добродетели представляют будущую императрицу России, которые, стоя на коленях, вручает ей корону. Рядом радуются казанское, астраханское и сибирское царство, а также татарские и калмыцкие народы. О том, чтобы изобразить, как Анна Иоанновна разорвала навязанные ей «верховниками» кондиции, речи не идет, все подано под иным, благообразным соусом.
Однажды мы заговорили о суевериях: молва глаголет, что в тот день 25 февраля 1730 года на небе появилось красное сияние. Многие восприняли это как дурной знак, хотя не очень протяженное правление императрицы отнюдь не назовешь худшим в истории страны.