Штрафники 2017. Мы будем на этой войне | Страница: 42

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

4. Командующим армий незамедлительно подготовить отряды в составе: одной роты мотострелков, посаженных на бронетехнику, одной танковой роты, дивизиона реактивной артиллерии. Командование отрядами поручить решительным, храбрым и инициативным командирам.

5. Об исполнении доложить к 14 июля 2017 года.

Командующий 1-м Восточным фронтом федеральных войск

генерал-полковник Осипов

Начальник штаба 1-го Восточного фронта федеральных войск

генерал-майор Захаров


Бои стихли повсюду. Наступил хрупкий покой. Прекратился гул канонады над разрушенным, дымящимся городом, перестали ухать минометы. Лишь изредка слышался треск очередей. Это вели войну разведчики, что с обеих противоборствующих сторон занялись сбором информации, поимкой «языков».

Еще стрельбой развлекались солдаты, гоняя вездесущих обнаглевших крыс, разжиревших на трупах, коих под завалами было не считано.

Обе стороны занялись поиском и захоронением тел, благо воронок под это имелось предостаточно.

Безымянные братские могилы усеяли разрушенные городские кварталы. Писари отложили на время автоматы и взялись за авторучки.

Составлялись списки погибших, пропавших без вести. Если была возможность, то похоронки с сообщением «погиб при выполнении боевого долга», «пропал без вести» отправляли родственникам.

Откуда-то появились редкие гражданские. Вероятно, во время боев прятались где-то в подвалах.

На позициях штрафников обосновался, можно сказать, странный человек, назвавшийся Леонидом. Вначале его за лазутчика приняли, в оборот взяли, потом сообразили – умалишенный почти. Видать, нервы не выдержали, вот разум и помутился. Порой, когда у Леонида наступали периоды просветления, он рассказывал жуткие истории, вызывавшие содрогание даже у видавших виды штрафников.

Еще когда только начиналось, когда уличных боев в городе не вели, при обстреле в его дом попала ракета. кто-то из жителей прятался в подвале, опасаясь частых обстрелов, кому-то, наоборот, надоело бегать постоянно туда-сюда: они остались в квартирах.

После обвала дома подвал основательно завалило, из лопнувших труб хлынул кипяток. Несчастные, зажатые обвалом, кричали страшно, варясь заживо в наполняемом кипятком каменном мешке…

Леониду повезло. Он остался в своей квартире, его самого зажало, но не покалечило, и он, не в состоянии выбраться самостоятельно, был вынужден смотреть, как гибнет семья из соседней квартиры. Плиты хаотично сложились так, что мужа и жену прижало в одном месте, а их семнадцатилетнюю дочь – в другом. Сначала они перекрикивались, потом мужу невероятным образом удалось выбраться. Он Кое-как, напрягая все силы, побагровевший, с вздувшимися венами приподнял кусок плиты, помогая выбраться жене. Она могла выползать только ногами вперед. В этот момент грохнул еще один взрыв. Мужчину убило сразу, он уронил кусок плиты жене на ноги, сломав их. Женщина кричала долго и страшно. Девушка из своего склепа тоже звала на помощь. Но подмоги не было. Через сутки женщина замолчала. Ее, еще живую, объедали крысы…

Еще через сутки замолчала и девушка…

Самого Леонида в полубессознательном от обезвоживания состоянии вытащили наконец-то появившиеся спасатели.

В дальнейшем он работал на подобных завалах, пока не стал свидетелем, как в детский сад угодила ракета. Зрелище от дымящейся воронки с разбросанными по округе телами детей, игрушек, детской мебели оказалось выше сил Леонида. Остальное он помнил плохо, объяснял путано, нелогично, замолкая вдруг, погружаясь в себя, а то начинал хихикать или странно что-то выкрикивать громко, неразборчиво.

Потом Леонид куда-то пропал. То ли убили, то ли ушел куда. Никто не знал.


Сменившая долгую жару ненастная погода принесла некоторое облегчение. Из затянувших небо тяжелых рваных туч посыпал мелкий затяжной дождь, наполнив округу сыростью и влагой.

Подсохшая кровь растеклась лужами, поплыла ручьями, огибая упавшие, расщепленные взрывами обломки тополей, куски размолоченного бетона, груды кирпичей, пробитые каски, брошенную или потерянную амуницию, пряча в мутных потоках бесчисленную россыпь гильз, заполняя и насыщая множество воронок.

Дождь барабанил по сгоревшей бронетехнике, заброшенной и прокопченной. Разлитые, не сгоревшие соляра и масло переливались радужными пятнами на поверхности луж с разбегающимися мелкими кругами от падающих капель.

Дождь лил на почерневшие обломки зданий, похожих на гнилые разрушенные зубы огромного чудовища. Поливал пропотевшие тела солдат, оставляя грязные разводы на одежде и усталых небритых лицах.

Сырость прижимала чад дымящихся пожарищ к земле; покрасневшие глаза слезились, отчего непосвященный и далекий от войны сторонний наблюдатель счел бы их за другие слезы, коих на самом деле почти не бывало – от привычного вида разверзшегося ада, от боли и скорби, накрывшей всю страну, разделенную жестокой бессмысленной гражданской междоусобицей.

На нейтральной территории, что извилистой чертой рассекла город, появились установленные ночами проволочные заграждения с висящими на них гроздьями пустых консервных банок. В полуразрушенных зданиях и воронках наспех оборудовались посты. Порой они настолько близко располагались к вражеским, что с той стороны долетали обрывки фраз, слышался кашель, по которому постоянно ходившие в караул бойцы уже научились распознавать кашляющего. Иногда они даже перекрикивались:

– Эй, доходяга! Ты опять в карауле?

– Ну! А тебе что до этого?

– Достал ты своим кашлем еще в прошлый раз!

– А ты лекарства принеси!

– Сам иди сюда, здесь полечим!

– Пошел ты…!

В ответ автоматная очередь. И сразу же огонь с той стороны.

Немного погодя вновь повисала тревожная тишина, нарушаемая кашлем часового.

Иногда примелькавшиеся противники даже знакомились, перекрикиваясь из укрытий.

– Слышь! Я тебя уже не в первый раз вижу!

– И че?

– Как зовут?

– Тебе зачем? – следовал подозрительный вопрос готового к чужой подлости часового.

– Познакомиться хочу!

– Толяном звать!

– А меня – Игорь! Ты откуда?

– из-под Томска! А ты?

– Мы псковские!

– «Мобилизованные», – вспоминает цитату из старого черно-белого фильма часовой и невольно улыбается.

– Ясен пень, мобилизованные. Не по своей же воле.

– Ниче, тебя занесло! Не был ни разу в тех краях. Не надоело воевать?

– Надоело! Домой хочу!

– Вот и я тоже! Ты давно на войне, Игорь?

– С самого начала! А ты, Толян?

– Я тоже! Ты кем до войны был, Игорь?

– На стройке сварщиком работал! А ты?