Весь этот шум проходил на фоне скандала с новой пятидюймовой [87] полевой гаубицей. Все сроки проходили, а работающих прототипов все еще не было. Причем проблем была масса – начиная от качества сортов сталей и заканчивая сыростью обычной инженерной работы, связанной с конструированием тех или иных деталей. Путилов и Обухов виновато пожимали плечами и заявляли что-то в духе «ну не шмогла я, не шмогла». Маиевский и оба Барановских так и вообще резко заболели воспалением хитрости, опасаясь каких-либо жестких мер буквально взбесившегося Александра. И было с чего, ведь ему говорили, что «все идет по плану».
Так что пришлось Саше брать ситуацию в свои руки и в срочном порядке переделывать весь проект. После небольших расчетов «на выпуклый глаз» решением цесаревича Маиевский с отцом и сыном Барановскими при теснейшей помощи всех остальных сопричастных к провалу людей занялись проектом новой четырехдюймовой [88] полковой пушки [89] .
В конце концов, все необходимые элементы этой поделки уже существовали, и их требовалось только «подогнать напильником под посадочное место».
Легкий стальной лафет с призматической раздвижной станиной давал орудию угол горизонтального наведения в двадцать пять градусов и пятьдесят градусов – вертикальной. Этот нюанс позволял осуществлять быстрый «маневр огнем», дающий значительное преимущество перед существующими системами. Короткий ствол, длиной всего пятнадцать калибров. Пружинно-гидравлическое противооткатное устройство. Стальные, штампованные из единого листа стали колеса с бескамерным резиновым ободом и общей стальной осью. Противопульный щит. Оптический прицел. Единый узел вертикального и горизонтального наведения. Это была не пушка, а квинтэссенция ноу-хау. Впрочем, еще не понятная широким массам артиллеристов. Фактически технологический прорыв, опережающий свое время на тридцать-сорок лет, а то и более. И за это шла немалая плата. Каждое такое орудие обходилось Александру как пятнадцать пушек Маиевского по деньгам и сорок три – по человеко-часам. Ее по факту изготавливали специалисты самой высокой квалификации практически вручную.
Дорого, долго, но, на взгляд Александра, оно того стоило. Поэтому уже 12 января 1866 года получилось отстрелять первую партию выстрелов из новой полковой пушки образца 1866 года «Ромашка». Никаких неприятных сюрпризов полигонные испытания не принесли, так как гаубичные компоненты отрабатывались уже давно, хотя и не работали устойчиво под высокими нагрузками в оригинальной гаубице, имеющей ощутимо большую отдачу. А тут, в этой «крошке», каждая деталь получилась со значительным запасом прочности. Единственным недостатком, с точки зрения современного читателя, в новом орудии было раздельнокартузное заряжание с холостыми патронами от револьвера в качестве запалов и, как следствие, поршневой затвор. Подобное решение ограничивало максимальную скорострельность на отметке шесть выстрелов в минуту. Однако для 60-х годов XIX века этот результат являлся откровением. В конце концов, шесть шестикилограммовых осколочно-фугасных снарядов, начиненных тротилом, отправляемых на дистанцию до пяти километров, никто больше не мог выдать. Имелись, конечно, новые полевые четырехфунтовые орудия Круппа, забрасывающие фугасы на четыре километра, но кроме дальности выстрела и массы гранаты, они во всем остальном уступали новым полковым орудиям Александра. Особенно по удобству эксплуатации и транспортировки.
Время поджимало, а потому после ста выстрелов, подтвердивших вполне терпимый уровень надежности, пушка была предписана к выпуску производственному предприятию «Незабудка». А на заводах «Калибр» и «Искра» заказали выстрелы со стальными осколочно-фугасными снарядами с взрывателем мгновенного действия.
Александр хотел расширить ассортимент еще и шрапнелью, но времени на наладку конструктивно сложных боеприпасов у него не было. Осколочно-фугасных бы снарядов успеть произвести в достатке, чтобы не оказаться в ситуации, аналогичной битве при Булл-Ране, когда к исходу первого дня боя оказалось, что пушкам стрелять практически нечем. Да и опыт Первой мировой войны прекрасно показал, что современники недооценивали расход боеприпасов у скорострельной артиллерии в реальном бою.
На третьей неделе декабря цесаревич подписал распоряжение о формировании еще шести строительных батальонов, инструкторами для обучения которых на время зимнего затишья поступали уже опытные военные строители, отработавшие ударно на Ярославской железной дороге. Тем более что Морган, по просьбе Александра, продолжал скупать в САСШ и КША всю паровую технику, которую можно было использовать впрок. То есть имелось и время на подготовку, и ресурсы, и снаряжение.
Правда, на завод «Гудок» падал просто титанический объем работы по ремонту уже имеющейся техники и приведения в порядок той, что будут ставить на баланс. По предварительным оценкам, к началу сезона 1866 года в распоряжении военно-строительной компании «Российские железные дороги» будет числиться около пятисот паровых тракторов и экскаваторов. Невероятная по тем временам концентрация механизированных средств и техники!
Но Александр ничего просто так не делал. И в этом деле планировалось, что уже в апреле, а то и в марте 1866 года вся эта механизированная армада рванет в едином порыве строить железнодорожную линию Москва-Тула-Орел-Курск-Сумы-Киев.
Ни цесаревич, ни его окружение не питали иллюзий относительно возможности в столь краткий срок развернуть железнодорожное полотно протяженностью практически в тысячу километров. Но отступать как-то…
Саша упустил этот важнейший вопрос при подготовке летом к войне с Австрией, а теперь, когда уже было не успеть, сильно переживал по этому поводу, так как снабжать корпус по разбитым грунтовкам на фургонах через полстраны – не самая трезвая мысль. Конечно, от Киева до Венгрии тоже не ближний свет, но все проще будет.
Чувство досады и понимание, что он может серьезно промахнуться из-за одной непродуманной детали, привели к тому, что де-факто Александр уже на вторую неделю проработки вопроса стал относиться к строительству этой железной дороги как к очень важной войсковой операции (кодовое название «Каменный цветок»).
Был учрежден единый координационный штаб. Началась разработка плана этой сложнейшей «наступательной операции» в весьма подробных деталях. И прочее, прочее, прочее. Например, металлургический и рельсопрокатный заводы выжимали из оборудования все, что только можно было выжать. На оперативно разворачиваемые склады поступали рельсы, шпалы, фрагменты металлических ферм, крепежи, шанцевый инструмент, высококачественный уголь для паровых машин, разнообразная амуниция личного состава и прочее. Прорабатывались схемы логистики и управления. В частности, перешивать участок Москва – Тула на новую колею поручалось всего лишь одному строительному батальону, в то время как остальные на имеющихся локомотивах перебрасывались на конечный участок путей и начинали активно строить. Причем не общей волной, как на сооружении полотна Ярославской железной дороги, а куда интересней. По заранее составленным картам военно-строительные части выдвигались на позиции для выполнения поставленных перед ними задач. Например, сооружения моста, осуществление выемки грунта или вырубка леса. Конечно, везти на себе никто стальные фермы не будет, однако соорудить каменные несущие опоры и подготовить прилегающий участок берега было вполне реально.