– Осназ бы подстрелил, товарищ полковник, – заметила Зина, слезая с мотоцикла, – а срочники – не успеют. Я врач, и мое место рядом с ранеными.
Подполковник, видимо, очень уважал врачей и поэтому ничего не ответил. В «старте» вновь запищала рация, и из машины донеслось: «Грузчики вызывают базу-двенадцать!» Ковальчук пошел к трубке.
– Не холодно? – спросил Виктор у подошедшей Зины.
– Жарко… Я, как увидела ракеты, медикаменты, пакеты в сумку – и до техшколы ВСО, она у нас рядом. Товарищ майор, – обратилась она к закончившему разговор Ковальчуку, – разрешите следовать на объект для оказания помощи? У меня есть противогаз.
– Следовать на объект не разрешаю, – сухо ответил Ковальчук. – На данный момент на объекте обнаружен весь личный состав подразделения… к сожалению, без признаков жизни. Легкораненым солдатам из оцепления оказана первая помощь, и они уже эвакуированы вертолетом.
– Как… все?.. – Зина как-то растерянно посмотрела на него.
– Да. Плюс водитель и трое ученых, которых он вез для опроса на машине, которой они и воспользовались.
Зина медленно повернулась к Виктору.
– Послушайте… – как-то глухо начала она. – Послушайте, да скажите же вы им наконец! Скажите!
– Эксперт Нелинова! – резко попытался оборвать ее Ковальчук.
– Как вы можете! – крикнула Зина, глядя в глаза Виктору. – Они же из-за вас погибли! Из-за вас! Чтобы вы жили! Чего вы ждете, скажите!
– Прекратите немедленно! – закричал Ковальчук. – Вы нарушаете! Немедленно удалитесь за оцепление! С вами будет разговор позже!
– Есть удалиться за оцепление… А вы, вы, – крикнула она Виктору, уже заведя мотоцикл и садясь на него, – никогда больше ко мне не подходите и не говорите со мной! Никогда! Никогда!
Зина газанула так, что мотоцикл стал на дыбы; на одном колесе она вырвала свою стальную машину из придорожного сугроба и через мгновение исчезла за поворотом.
– Под Харбином была у нас в войсковой разведке такая, – задумчиво произнес Сумков. – Маша Трофимова. Черт, а не баба. Ранило ее потом – и на гражданку комиссовали.
Крокодилистый бронетранспортер завелся, и они вернулись в машину. Ковальчук задернул занавески на боковых окнах, на заднем стекле и еще одну – перед стеклом, которое могло подыматься, отгораживая первый ряд сидений. Само стекло Ковальчук поднимать пока не стал.
– Пока вас повезут в энскую часть. Это, – он кивнул на занавески, – не для того, чтобы вы не видели, куда вас везут, а для того, чтобы вас не видели. Будем ждать решения.
– Николай Александрович, – Виктор решил идти напрямую, – может, действительно мне пора уже знать, что я должен сообщить? А то только друг друга путаем, а время идет.
– Вы же видели, что Нелинова была не в себе? И вообще она будет отстранена от исполнения обязанностей за нарушения режима секретности и дисциплинарные проступки.
– Ну тогда меня тоже надо отстранять. Это она из-за меня сюда бросилась.
– Это поняли.
– Прошу также учесть, что в моей реальности Зинаида Нелинова была партизанской разведчицей и пала смертью храбрых в сорок втором году.
– Действительно так?.. – Ковальчук минуту промолчал. – Я в сорок втором еще пацаном в школу бегал. И жили мы на Урале, там новый завод начинали строить… Ладно. Будет учтено.
– Так все-таки чего вы все от меня хотели? Я ведь не Буратино. Вы сами вначале спросили меня о каком-то заявлении.
Ответа не последовало. Гудел мотор, машина неспешно покачивалась на ухабах невидимой лесной дороги.
– Теперь-то мы чего ждем? Те, от кого вы меня охраняете, надо полагать, меня уже вычислили. Сегодня прислали двух монстров, а завтра сюда прилетят ядерные ракеты…
– Завтра?! – Ковальчук выпалил это так, что водитель даже машинально слегка тормознул.
– Ну не завтра, послезавтра, через неделю… Это я как пример говорю.
– Да… – заметил майор, вытирая разом вспотевший лоб и поднимая стекло перегородки салона. – Действительно, придется вам все рассказать, а то хорошо, если только до инфаркта окружающих доведете, ибо таких дров наломать можно…
– Как вы уже знаете, – начал свой рассказ Ковальчук, – в нашей реальности план «Барбаросса» не был приведен в исполнение и война не началась двадцать второго июня сорок первого года. Случилось что-то необычайно серьезное, что заставило Гитлера полностью – полностью! – пересмотреть все свои планы и ломать тут инерцию, которая сложилась к тому времени во всех слоях общества и толкала его к походу на восток. Точных причин такого шага до сих пор установить не удалось, известно лишь, что поступку фюрера предшествовала его встреча с Гиммлером и несколькими высшими чинами гестапо, детали которой до сих пор содержатся в глубокой тайне. В дальнейшем политика Гитлера имела даже отдельные черты той, которой следует ваша объединенная Германия, например, строительство нефте– и газопроводов из России в Европу. Официально поворот этой политики к новому витку конфронтации с СССР объясняется захватом рейхом ближневосточных нефтяных месторождений. Однако есть сведения о существовании некоей тайной директивы «Аттила». Это не тот план «Аттила» по захвату Южной Франции, который Гитлер то отменял в связи с «Барбароссой», то возвращался к нему. Смысл нынешней директивы состоит в том, чтобы подвести все четыре великие державы к ядерной войне, в ходе которой будет уничтожена нынешняя цивилизация на всем земном шаре и в значительной мере взаимно истреблено человечество, а оставшиеся в живых должны будут вымереть или одичать.
– Странно, – заметил Виктор. – Какая же польза фюреру от войны, в которой никто не выиграет?
– Гитлер рассчитывает сохранить в подземных городах так называемую новую арийскую цивилизацию, которая, по мере того как поверхность Земли будет очищаться от радиоактивного заражения, начнет новое завоевание планеты с помощью современной техники. Директивой предусмотрено, что Земля будет заселена расой высших людей численностью примерно в миллиард, которая не будет нуждаться в рабочей силе представителей других рас – всю работу, недостойную юберменшей, должны будут выполнять машины. Строительство подземных городов ведется под пропагандистским предлогом защиты от «русско-еврейской угрозы», а нынешней милитаристской элите преподносится, во-первых, как средство держать нации рейха в повиновении и единстве, а во-вторых, как средство избежать безработицы и перепроизводства. Господствующие слои вполне устраивает мысль, что речь идет только об имитации подготовки к войне с целью гонки вооружений, ну и в какой-то мере в надежде измотать в этой гонке соперников экономически. Надо также учесть, что если к началу сороковых фюрер имел лишь ограниченную власть над военно-промышленными кругами, то за прошедшие почти два десятилетия бюрократия в рейхе укрепилась настолько, что роль частного капитала в экономике и политике стала почти символической. Так что останавливать вождя сегодня практически некому. Когда на директиве «Аттила» будет поставлена дата, никто не знает, в том числе этого пока для себя не знает и сам Гитлер.