Но эта история была совсем другого рода. Лет двадцать назад, холодной зимней ночью, в двери обители постучалась женщина. Она была больна – точнее, умирала – и несла с собой маленькую девочку. Мать почти сразу и умерла. Девочку оставили в приюте. Ничего особенного. Лютцфройль расположен по ту сторону Гильдербурга, если ехать из Бельхшлосса – то есть по эту, если смотреть с нашего нынешнего места, – и если кто-то, перевалив через горы, свернет не в ту сторону… но это я забегаю вперед. Сначала-то я думал, что можно идти на юг, и увидеть, что перевалы непроходимы, и заблудиться по дороге обратно.
Сестра Заух давно уже выбилась из своих пяти минут, и я сказал ей, чтобы она переходила к делу. Она достала старое-старое письмо. Сестры, судя по всему, пытались узнать, кто такая эта умирающая женщина, но безуспешно. Настоятельница написала письмо маркграфу, но в силу каких-то причин его так и не отправили. Оно пролежало в бюро двадцать лет. Монахини ведь не особенно деловые дамы. Сама сестра Заух нашла это письмо несколько недель назад.
Так вот, девочка выросла и готовилась принести обеты. Ну и что, спросите вы? Но сестре Заух самой пришлось приехать в Бельхшлосс по какому-то там семейному делу, и она захватила девушку с собой. И раз уж она оказалась здесь, она решила посоветоваться с представителем власти. Не посоветую ли я, что стоило бы сделать? На всякий случай?
Я? С какой это стати должен я заботиться о потерянных аристократических ублюдках? Но, наверное, бургомистр представляется этим старухам-святошам кем-то вроде маркграфа.
Ну, письмо оказалось получше, чем бормотание этой древней старухи. Оно подтверждало рассказ про умирающую женщину, но в нем упоминались также некоторые слова, что повторяла она в бреду. Одним из них было «царевич», и это, разумеется, привлекло мое внимание. Бред – слабое свидетельство, но были и другие доказательства. Ребенок был завернут в одеяло из очень хорошей шерстяной ткани с вышитым в углу вензелем из сплетенных рук. В письме имелась зарисовка этого вензеля, и она походила на подлинную, хотя обычно я не трачу времени на всякую там геральдическую чушь.
Я принялся допрашивать эту старую сестру Заух. Ей нечего было добавить. Одеяло давным-давно потерялось, письмо так и не отослали. Она не хотела, чтобы послушница Марла знала что-нибудь о нашем разговоре, если только не подтвердится, что она действительно благородной крови, – чтобы не расстраивать ее. Это казалось вполне разумным.
Разумеется, я отнесся к этому скептически. Я пообещал старой курице, что наведу справки об этом вензеле и дам ей знать тотчас, как узнаю что-нибудь. Она сказала, что переезжает, так что не может оставить свой адрес. Мы договорились, что она заглянет ко мне через несколько дней, и на этом наш разговор закончился.
Я проследил, чтобы ее проводили, и переключил внимание на другого посетителя, и скоро почти забыл об этом деле. Но на следующий день ко мне зашел по делу майстер Тиккенпфайффер. Я увидел письмо – оно все еще лежало у меня на столе – и показал ему. Он согласился, что письмо кажется подлинным. Я попросил его навести справки, не особенно надеясь на какой-нибудь интересный результат.
Ну, как вы, наверное, уже все поняли, сплетенные руки оказались гербом царского дома Верлии! Это было изрядным сюрпризом, ибо Верлия, как вы сами понимаете, страна неблизкая. Я и представить себе не мог, каким образом это одеяло оказалось так далеко. Я решил, что оно вовсе не оттуда. Женщина сама могла вышить этот вензель, чтобы помочь своей дочери.
К тому времени я, конечно, слышал о Верлии, но немного, хоть и путешествовал изрядно. Мало кто из жителей Бельхшлосса вообще знал, что где-то есть такая страна, ибо большинство-то и в Гильдербург за всю свою жизнь не выбирается. Однако через несколько дней по городу поползли кое-какие занятные слухи. Как бургомистр я узнаю новости не позже остальных – это, в конце концов, мой долг! Прошу обратить на это внимание, ибо это важно. Сестра Заух говорила со мной прежде, чем кто-нибудь в городе узнал об исчезнувшем наследнике!
Я поручил майстеру Тиккенпфайфферу докопаться до сути произошедшего.
Когда старуха снова пришла ко мне, я сказал ей, что девушка и впрямь может оказаться важной. Я попросил возможности встретиться с ней.
Сестре Заух нездоровилось, и она хотела как можно скорее вернуться к себе в монастырь, но она прислала девушку ко мне. Так я познакомился с Марлой.
Я был очарован с первой же минуты, как увидел ее! Такая невинная, такая беззащитная красота – и, возможно, дочь древнего и влиятельного рода! По натуре своей я человек не слишком романтичный, но не скрою, ее положение тронуло меня. А очень скоро я перестал заботиться о том, кто были ее родители. Я влюбился!
Я сделал предложение. Она приняла его. Мы поженились.
Ну да, я знал, что существует небольшой шанс того, что она окажется аристократического происхождения, но не это повлияло на мой выбор. Возможность узнать это казалась так мала, а возможность доказать что-то – и того меньше. Не так уж много пропавших наследниц имеют богов, ждущих, чтобы доказать подлинность их происхождения! Я люблю ее саму и буду любить, каким бы ее происхождение ни было. Я принимаю ее такой, какая она есть, без приданого или верительных грамот.
И только позже, когда Тиккенпфайффер вернулся с окончательным докладом, только тогда понял я, что невольно женился на царице.
– На мне? – взвизгнула Марла. – Ты хочешь сказать, я законная царица, о которой мы слышим всю ночь? – Так и не дав Йоханну возможности ответить, она повисла на нем и с пылом поцеловала.
Как говорится, нет дурней дурнее старых дурней.
Я осмотрелся по сторонам. Оцепенелое недоверие – слишком слабый эпитет. Глаза Фриды расширились, и она прижала руки ко рту. Даже квадратная челюсть Фрица слегка отвисла. Рука капитана Тигра инстинктивно схватилась за рукоять меча.
Гвилл, впрочем, пребывал в состоянии, близком к апоплексическому удару. Мы с ним обменялись взглядами. Мы оба знали больше, чем остальные. Мы оба знали, что Марла никак не могла быть той, за кого ее выдают… разве не знали? Голова моя что-то плоховато соображала с недосыпу. Может ли быть такое, чтобы такого ушлого торгаша, как Йоханн, провели в делах, столь важных для его благосостояния?
Может ли Марла быть пропавшей царевной, несмотря на ремесло, которым она занималась в Гильдербурге?
С минуту никто не осмеливался сказать ни слова. Потом купец стряхнул с себя восторженную супругу и гордо огляделся по сторонам, изучая нашу реакцию. Первым заговорил солдат. Голос его был сух как соль и не выражал никаких эмоций.
– Сударыня, похоже, вы нашли сегодня вторую свою внучку! И внучатого зятя в придачу!
Купец вздрогнул и нехотя переглянулся со старухой. Надо же, какая большая и счастливая семейка!
– Ну конечно, сударыня, – без особого удовольствия сказал он. – Вы видите перед собой свою настоящую внучку и царицу.