Ильра проводила его возмущенным взглядом.
Новое украшение уже не обжигало кожу – вдали от монастыря Дальгерт «договорился» с вещицей тем способом, каким и может только воспользоваться опытный мастер Слова. И сейчас, кажется, наступило время впервые прибегнуть к власти, которой его наделил Леон: слова Добряка Виля крепко засели у Дальгерта в голове. «Вы – зло. Но есть еще большее зло; я говорю о некромантах». Если последователи хаосита Схарма заинтересовались городом, то монахи – это единственная сила, которая может хотя бы попытаться их задержать.
Магам Равновесия иметь под боком белый монастырь и хлопотно и опасно, но священники не идут ни в какое сравнение со схарматами. Если город будет взят, школу в Горном Убежище придется эвакуировать. Не хотелось бы, чтобы до этого дошло. Очень бы не хотелось.
Юноша-остиарий, просиживающий подолы у двери, резко встал, показывая, что дальше двигаться нельзя.
Даль приветливо кивнул ему и остановился.
– Слава Спасителю, Богу нашему, – приветствовал он парня.
Юноша был из новичков. Он суетливо ответил, перекрестился.
– Меня ждут. Дело Святой Инквизиции.
Юноша облизнул губы и тихо попросил:
– Значит, у тебя, брат, должен быть знак…
Дальгерт вытянул на свет кулон и показал его юноше.
Тот ощутимо побледнел и быстро закивал, уступая дорогу.
– Надеюсь, ты понимаешь, – шепнул ему Дальгерт, проходя, – что об этом не стоит никому рассказывать.
Паренек снова истово закивал.
Отец Леон его не ждал.
Дальгерт, который уже уверил себя в том, что все события этого дня – часть испытания, измышленного отцом Леоном, даже слегка растерялся. Но Леон действительно его не ждал.
Он, похоже, и думать забыл о новом легате Святой Церкви. И в тот час, когда Даль с мешком и бумажкой Добряка Виля явился к его покоям, он принимал приора – настоятеля монастыря – и пятерых священников. То есть почти всех, кто имеет реальную власть в аббатстве.
Вот в этот-то избранный круг и ввалился незваным брат Дальгерт.
Святые отцы в удивлении обернулись.
Леон даже приподнял брови. Он был уверен, что в ближайшие дни нового своего подчиненного не увидит.
И вот, пожалуйста.
Даль понял, что отступать поздно. Уверенно, словно имеет полное право здесь находиться, он вышел на середину комнаты, туда, откуда его смогут видеть все собравшиеся, и ни на жест, ни на звук не отступая от канона, поприветствовал их.
Обескураженные священники ответили на приветствие, и Дальгерт, не давая им раскрыть рта и заняться обсуждением его персоны, сразу перешел к делу.
– Братья, я позволил себе ворваться сюда столь спешно и без доклада по безотлагательному делу, которое на меня возложил отец Леон. Прошу вас выслушать меня! Это не отнимет много времени…
– Отец Леон, брат Дальгерт говорит правду?
– Я дал ему некоторое поручение… – медленно, с расстановкой ответил священник, – но я не думал, что он справится так быстро. Однако раз брат Дальгерт считает, что дело настолько спешное, что можно врываться на столь важную встречу…
– Спаситель ведает, я вовсе не думал, что задание отца Леона приведет меня к такой находке. Я смиренно прошу у вас разрешения показать ее вам, ибо вещь эта – нечистая. Однако, увидев, вы поймете, почему я счел необходимым принести ее сюда.
Пока замешательство священников еще не растворилось окончательно, погребенное возмущением, Дальгерт добавил:
– Я бы мог показать это только отцу Леону. Но дело, мне кажется, касается всего клира. Только надо что-нибудь подстелить. То, что я принес, – мертвая птица. Но необычная…
Леон величественно кивнул на маленький столик у окна, больше похожий на кафедру.
Даль вытряхнул голубя из мешка и посмотрел на лица присутствующих.
Трое из священников тут же скривились, будто почувствовали неприятный запах. Хотя от голубя совершенно не пахло – ничем.
– Подойдите поближе и взгляните. Эта тварь – не просто дохлая птица. Над ней потрудились колдуны, и такие, каких мы раньше еще не видели.
– Увольте, – скривился отец Евстатиан. Но остальные не погнушались подойти ближе.
Леон даже перевернул птицу. Раскрыл крыло, изучил маску и лапы.
– Где вы это взяли, сын мой?
– Добряк Виль нашел на своем огороде. Видимо, мальчишки сбили из рогатки. Видите, куда пришелся удар?
– Да, вижу. Что вы об этом думаете, братья?
– Это дело Святой Инквизиции, – высказался издалека бледный отец Евстатиан. Что, в общем, было очевидно.
– Да, – все так же неспешно сказал отец Леон. – Это дело Святой Инквизиции.
– Это не все, – добавил поспешно Дальгерт. – Вчера в городе видели человека вот с таким знаком на одежде.
Он передал Леону замусоленный рисунок.
Леон кивнул.
– Что ж, брат Дальгерт, я не ошибся в тебе. Обожди за дверью. Теперь нам надо посовещаться. А после у меня будет для тебя еще одно задание.
Даль с поклоном вышел.
Схарм весть, откуда взялся этот замок.
Все старые строения откуда-то берутся. Так было, и так будет всегда. Миры умирают, а их обломки сыплются сюда и, словно надгробные камни чужим вселенным, остаются, разрушаясь, осыпаясь песком. Города, одинокие башни, замки, циклопические сооружения без окон, без дверей, лачуги, деревни, церкви неизвестных, но наверняка мертвых богов…
Так говорит Маркус, а он многое видел. Он по равнине путешествовал до самого океана. Именно он, командир ищеек Великого Схарма, и привел отряд сюда.
Руина, конечно. Всех строений – одна старая квадратная башня. От стены остались одни камни, заросшие мхом и мелкой травой, которую Дём, он из местных, именует толокнянкой.
Но если начнется дождь, то будет куда спрятать лошадей, да и будет где самим укрыться. Места-то открытые. Если и есть деревья, то какие-то больные – они с трудом нашли в себе силы перебороть неподатливую, каменистую землю.
Маркус велел поставить шатер так, чтобы башня и огрызок стены прикрывали его от ветра. Но пока предосторожность не оправдалась – дни как по заказу стояли ясные и жаркие, ни ветерка, ни облачка.
Вечернее солнце золотило старую башню и горы над ней. Словно неведомая сила нарочно поместила строение так, чтобы ни один склон, ни одна скала не загораживала от него садящееся светило.
Шатер – в тени, башня – как догорающая свечка.
Разведчик спрыгнул с коня. Это был невысокий поджарый человек в короткой кожаной куртке и кожаных же штанах, расшитых ниже колен металлическими бляхами. Волосы его были забраны в хвост. Когда он улыбался, становилась заметной щербинка между зубами. А улыбался он часто. Правда, никто не назвал бы его улыбку приятной. Это был Карел, один из лучших искателей Правой армии Схарма. Человек степи, он не очень уверенно чувствовал себя в горах, но нюха не потерял, и его по-прежнему высоко ценили командиры.