– Ура! – опять кричат дети.
Глаза императрицы вспыхивают загадочными многообещающими огоньками, и спешу поправиться:
– А кое для кого все заветное откладывается на утро!
– И утром я найду под елкой настоящий пистолет?
– И шпагу?
Кажется, сыновья восприняли обещание перенести часть волшебства на потом слишком буквально. Ладно не попросили чего-то несбыточного – оружие в нынешнее время для детей не игрушка, а часть жизни, причем немаловажная. Не забыть бы только спрятать подальше расписных деревянных лошадок на колесиках… обидятся.
– Все на каток! Где мои царские коньки?
* * *
Появление императорской семьи на льду Фонтанки вызвало некоторый интерес, переходящий в нездоровое оживление. Зачем? Не люблю суеты и с удовольствием остался бы инкогнито. Но нет, постоянно забываю о двух взводах охраны, которые и мешают сохранить тайну.
Так, а это что? Пустое, сделаем вид, что не заметили полуштоф, выпавший из-под полы енотовой шубы прилично одетого господина. Водка вовсе не под запретом, как уверяют некоторые недобросовестные недоброжелатели, просто очищенная с казенных заводов отнесена к предметам роскоши и облагается чудовищным налогом. Этот тип или на самом деле богат, или получил взятку бутылкой. Пусть его… в такую ночь мелкие грехи прощаются.
Коньки мы принесли с собой – удивительно, но они нашлись в кладовых Михайловского замка, причем и не искали долго. Попросил, и принесли. Поначалу боялся ступать на лед. Сколько не катался? Но оказалось не так страшно, как думалось. На велосипеде точно так – один раз научился, и на всю оставшуюся жизнь. Кто говорит, будто велосипеды еще не изобретены? Неправда ваша, прошлым летом видел нечто подобное не то в Ярославле, не то в Рыбинске. Сам на громадное деревянное чудовище залезать не стал, но люди ездили без трагических последствий.
Фонтанка освещена горящими в больших железных жаровнях кострами, а на чугунной ограде набережной неизвестный эстетствующий благодетель развесил разноцветные фонарики. И все это сверху украшено крупными звездами неожиданно ясной ночи.
– Лови! – Игриво шлепаю императрицу по… хм… будем считать, что безадресно шлепаю, и бросаюсь прочь. – Догоняй!
Дети с визгом возглавляют погоню, но Мария Федоровна на провокацию не поддается – чуть поддерживая рукой длинный подол, она катится неторопливо, как и подобает царственной особе. Это я, в бекеше с мерлушковой выпушкой и сбитой набекрень мохнатой папахе, больше похож не на императора, а на сбежавшего от строгого присмотра семинариста. В неверном свете возраст точно не разглядеть, а росточком не вышел, чего уж скрывать.
А где мои загонщики, отстали? Ну, правильно, куда им угнаться за опытным конькобежцем. Но вместо них откуда-то слева выныривают две подозрительные личности. Ой, зарвался ты, твое бестолковое величество, покушение не впрок пошло? Сейчас сунут нож под ребра…
– Сударь, не желаете ли выпить с приличными людьми? – Личности пьяны до изумления и покушаются лишь на мою трезвость.
– Водку?
– Как можно? – удивляется первый, удерживающий себя на коньках с помощью роскошной трости с набалдашником из слоновой кости. – На честные капиталы водку пить зазорно, а воровать совесть не позволяет.
Второй если и потрезвее, то самую малость. Он заговорщицки подмигивает:
– Мы с братом на заводике нефть перегоняем для нужд военного ведомства, а уж сообразить сделать из дешевого лафиту что-то более-менее приличное… Вам, сударь, это любой аптекарский ученик изготовит, а уж нам, образованным промышленникам, сам Бог велел.
– Не поминайте всуе.
– Да, вы правы, – согласился первый и достал из кармана запростецкого овчинного тулупчика бутылку. – Позвольте представиться – Модест Иванович Кручинин. А это мой брат – Амнеподист Петрович Вершинин.
– А-а-а…
– Мы двоюродные, – успокоил нефтезаводчик. – С кем имеем честь?
– Романов, – в свою очередь, пришлось представиться мне. – Павел Петрович. Я, так сказать, по государственной части…
– Вот как? – восхитился Модест Иванович. – И государя-императора тоже так зовут.
За спиной захрустел лед под коньками – кто-то на большой скорости остановился с разворотом, обдав нас веером брызнувшей снежной пыли, и очень знакомый голос произнес:
– Боюсь вас огорчить, господа, но это и есть Его Императорское Величество.
Странная тишина, нарушенная стуком выпавшего из рук штофа. Я повернулся к подъехавшему так неожиданно Бенкендорфу:
– Александр Христофорович, вам не стыдно перед людьми за испорченный праздник?
Этого не спутаешь ни с кем – небрежно наброшенная на плечи шинель не скрывает ни мундира с орденами, ни пистолетов в поясных кобурах.
– Я им сочувствую, государь. Прикажете арестовать для полноты картины?
– Зачем? – смерил разом протрезвевших братьев оценивающим взглядом. – Лучше пригласите их ко мне для беседы. Ну, скажем так, послезавтра. Господ образованных промышленников устроит такая дата?
– Не нужно приглашать, Ваше Императорское Величество, мы сами придем, – за обоих ответил Амнеподист Петрович. По всему видно, что от падения на колени его удерживают лишь опасения более не подняться. – Прямо с утра и придем!
– К обеду. – Надо поправить, а то и в самом деле припрутся ни свет ни заря. – И доложитесь у дежурного офицера. А теперь не смею больше задерживать, господа!
– Придут? – с сомнением спросил Александр Христофорович, глядя в спину удаляющимся нефтепромышленникам.
– Думаю, явятся обязательно. Знаете, мне они показались вполне приличными и честными людьми.
– Каспийские промыслы? – догадался Бенкендорф.
– Именно. Сейчас, когда наши южные границы несколько… хм… отодвинулись, настала самая пора вплотную заняться разработками. Промышленность растет, и крайне нерегулярные поставки нефти не обеспечивают… не обеспечивают… вообще ничего не обеспечивают!
Бум! Что-то стремительное, мягкое и мелкое ткнулось в поясницу. Еще один удар, и в то же самое место. Они тормозить когда-нибудь научатся?
– Там Кутузов! – сообщил запыхавшийся Николай.
– Михайло Илларионович! – подтвердил Михаил.
Сержант Нечихаев, умеющий останавливаться самостоятельно, опять поправил обоих:
– Его Высокопревосходительство фельдмаршал Голенищев-Кутузов испрашивают незамедлительной аудиенции.
– Он разве не в Париже?
– Никак нет, Ваше Императорское Величество, сидит в возке на набережной.
Принесла нелегкая… Что за срочные дела образовались, требующие покинуть Францию и явиться в Санкт-Петербург? Война с Бонапартом? Да пошел он к черту! Пусть втроем идут – сам Наполеон, Мишка Варзин и Михаил Илларионович. Последние двумя разумами, но в одном лице, но все равно – к чертям собачьим! В Рождественскую ночь хочется почувствовать себя человеком, а не императором!