Чертобой. Свой среди чужих | Страница: 67

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Одноухий зверек у ног дочери сжался в комок и закатил глаза, явно собираясь падать в обморок. Я настолько грозен? Радует. Отцовскую любовь и прочие эмоции оставим на потом, пока — дисциплина, дисциплина, и еще раз дисциплина. Распустились, нельзя из дома отлучиться, как детишки почувствовали свободу и дружно бросились заботиться о беспризорной живности. Ладно бы котенка какого, или там щенка… нет же, умудрились приручить несколько сотен хищных, злобных, ядовитых и прожорливых тварей. Не понимаю, совершенно не понимаю нынешнюю молодежь.

— Я все объясню, пап. — Лена виновато и чуточку жалобно улыбнулась. — Только давай сначала Мишку вытащим, а? А то он у нас в канализации сидит.

— Зачем? — удивился Андрей.

— Не знаю.

— Как это, сама засунула, а теперь не знаешь?

— Он сам залез!

— Хм… показывай.

Сашка наконец-то набрался храбрости (или убедился в отсутствии репрессий) и вылез из-за спины старшей сестры.

— Да вот же этот люк! — тыкает пальцем, потом вспоминает, что так показывать неприлично, краснеет и засовывает его в нос.

Дружной толпой идем. Зверье выстраивает оцепление в несколько рядов — такое ощущение, будто ими кто-то командует. Самый крупный, непривычного белого цвета, неожиданно подмигивает. Мысли читает, сволочь?

Остановились. Санек опускается на четвереньки и кричит вниз, в темную глубину:

— Мишка, вылезай, придурок, я тебе уши надеру!

— Как с детьми разговариваешь? — Лена отвесила брату подзатыльник и наклонилась сама: — Миша, ты живой?

Андрей хотел вмешаться, но я остановил:

— Пусть. Разберутся, чай, не маленькие.

Из люка послышался неразборчивый возглас, лязг чего-то железного, и вот после небольшой паузы показалась чумазая детская рожица. И тоже смущается:

— Ой… папа…

— Иди сюда, герой!

— И они, и они тоже!

— Они — это кто?

— Мы!

Видели когда-нибудь чертика, выскакивающего из табакерки? Так вот он по сравнению с мальчишками — писаный красавец и образец чистоты. Эта троица умудрилась перемазаться всем, начиная с обычной глины и заканчивая смесью солидола с гудроном. Средний, Серега, перехватив мой взгляд, гордо поднял подбородок:

— А мы напалм сварили! Настоящий! Только он не горит, а сразу взрывается! — Чуть помолчал и добавил: — Наверное, взрывается. Не испытывали еще.

Паразиты, как есть паразиты. Слезы наворачиваются на глаза, а горячий комок подкатывает к горлу, не разрешая ругаться. Потом обязательно в угол поставлю… потом, но пока крепко-крепко обниму.

— Засранцы, — бормочет Андрей и отворачивается, сделав вид, что его больше всего на свете интересует большой белый зверь по имени Василий.

Через минуту площадь напоминает цыганский табор, приглашенный на похороны циркового клоуна — кто-то ревет в три ручья, кто-то пляшет… Не хватает только скрипок и дрессированного медведя на цепи. Впрочем, орущие на разные голоса твареныши с успехом заменяют и первое и второе. Дети, облепившие меня со всех сторон, косятся на опасное соседство, отшвыривают самых надоедливых и наперебой рассказывают о своих подвигах.

— Представляешь, пап, я его раз… а он — бац, и туда! А Витька как взял да как шарахнул! А этот — бздынь, и все! Я и говорю — какого ху… в смысле, чего сидеть-то? И пошли, чо! Ага, с двух стволов сразу… Вот, в канистре же бензин, ну и… Прыг-прыг… представляешь, пап, как лягушка скачет! И вкусная!

Последнее слово прозвучало в общем гомоне неожиданно громко.

— Что, вы и лягушек ели?

— Когда? — хором удивились мальчишки.

— Они же голодные! — ахнула Лена. — Вася, организуй покушать.

Белый зверь будто и вправду понимал человеческую речь — коротко кивнул, дернул правым ухом и грозно рыкнул.

— И хлеба пусть найдут! — Санек крикнул вдогонку разбегающимся по сторонам тваренышам и вздохнул: — Хотя бы кусочек. Маленький.

Город как вымер — часть населения еще не оклемалась от действия звериного яда, а другие попрятались по всем щелям, пережидая нашествие, сравнимое с татаро-монгольским. Увлеченные поисками съестного хищники слишком буквально восприняли команду и тащили все, что попадалось под загребущую лапу. Через полчаса вокруг нас громоздились сложенные в аккуратные штабели и кучи запасы, которыми можно было прокормить даже Первую Конную вместе с лошадьми. Особенно с лошадьми — мешки с овсом составляли примерно девяносто процентов добычи. Приносили огурцы с огородов, сломанные ветки с неспелыми вишнями, просроченные еще лет пять назад рыбные консервы… старались.

Особенно отличился одноухий, самого бандитского вида зверь, он приволок большую чугунную сковороду прямо с шипящей на ней яичницей. Редчайший деликатес по нынешним временам, но как же он умудрился дотащить раскаленную, да еще и без ручки? Определенно, Лена действует благотворно даже на безмозглых тварей.

— Обзови как-нибудь героя. — Я уже знал, что собственные имена даются только за исключительные подвиги и заслуги. Как раз яичница подходила под определение — ее единственную можно было съесть сразу и быстро, без долгого приготовления.

— Назвать? — Дочь забавно сморщила нос. — Джон Сильвер не подойдет?

— Тот одноногий, — возразил Андрей. — А этот кривой и корноухий. Пусть будет Моше Даяном.

— Слишком длинно.

Мы переглянулись, одновременно рассмеялись и выдохнули:

— Мойша!

— Почему Мойша?

— Потому что в профиль похож на Шарля де Голля.

Все равно смотрят с непониманием. Так и пришлось прочитать целую лекцию по истории какой-то там по счету французской республики, о «странной войне» и позорном ее окончании, о якобы «сопротивлении». О королях и капусте не говорил — перешел к событиям более поздним, коснулся темы парижских нравов (не углубляясь, понятно, в подробности) и закончил описанием тамошней кухни, с которой имел несчастье познакомиться лично. Гнусные, кстати, впечатления.

Санек с сожалением посмотрел на опустевшую сковородку и опять вздохнул:

— Если с хлебом, я бы и лягушку съел.

Андрей скрипнул зубами, напугав до полусмерти забравшегося на колени твареныша, но потом вдруг резко просветлел лицом:

— Он есть, хлеб-то! Пап, вызови Иваныча, пусть тесто замесит.

И на самом деле, что-то мы забыли про запас муки и зерна на толкаче. Да не только на нем — целая баржа загружена так, что ватерлиния сантиметров на тридцать под водой.

Достаю старенькую заслуженную «Моторолу»:

— Иваныч, ответь Чертобоям! Иваныч, Чертобой на связи! Иваныч, мать твою так, опять спишь?

В эфире молчание, даже помех почти не слышно. Вот ведь старый черт, наверняка увлекся ремонтом компьютера и забыл включить рацию. В прошлый раз еле-еле дозвались, и опять…