- Но Парга? Что с Паргой? -восклицает Али.
- Да продлит Аллах ваши дни! Жители Парги ускользнули от гнева вашего высочества.
- Так угодно судьбе! - прошептал визирь.
И голова его бессильно склонилась на грудь.
Раз желаемого не удалось добиться оружием, Али, как обычно, прибегнул к хитрости и предательству: но на сей раз, отказавшись от подкупа, постарался ослабить противника, посеяв раздор в его стане.
Французский офицер Николь, прозванный Паломником после совершенного им путешествия в Мекку, более полугода стоял гарнизоном во главе отряда артиллеристов в Янине, который временно был отдан под командование Али генералом Мармоном [31] , губернатором Иллирийских провинций. Старому вояке удалось снискать уважение и симпатию паши, чей досуг он скрашивал рассказами о баталиях, в которых ему довелось участвовать, и о всевозможных приключениях; и хотя они давно не виделись, считалось, что они остались друзьями. На этом-то и был построен план паши. Он написал полковнику Николю письмо, как бы продолжающее их давнюю переписку; в нем он благодарил его за верность старой дружбе и уговаривал сдать Паргу, суля всяческие выгоды и обещая пожизненно оставить за ним пост коменданта города. Ему удалось устроить так, чтобы письмо попало в руки старейшинам Парги, которые не преминули клюнуть на приманку. Видя, что тон послания совершенно соответствует старинным отношениям, существовавшим меж их губернатором и пашой, они ни на миг не усомнились в измене Николя. Но поступили они совсем не так, как того ожидал Али: жители Парги возобновили переговоры с англичанами, предпочитая скорее покориться христианам, чем попасть под иго мусульманского сатрапа. Англичане тут же отправили парламентера к полковнику Николю с предложением сдать крепость на почетных условиях. Полковник ответил официальным отказом, угрожая взорвать пороховой склад, если жители, чьи намерения он разгадал, осмелятся на какие-либо враждебные действия. Однако через несколько дней крепость была взята: под покровом ночной тьмы одна из горожанок провела в город отряд англичан. Наутро все с изумлением взирали на британский флаг, реющий на вершине акрополя Парги.
Тем временем смутное волнение охватило Грецию, вся страна встрепенулась при одной лишь мысли о грядущем освобождении. Бурбоны возвратились во Францию, и эллины уповали на это событие, сулящее самые коренные перемены в европейской политике. Прежде всего, греки надеялись на твердую поддержку России. Но британский лев начинал уже мрачно хмурить брови при первых признаках укрепления могущества этой великой державы или расширения ее владений. Главное, Британия стремилась сохранить единство османской империи и делала все возможное, чтобы уничтожить греческий флот, который к тому времени набирал силу и обещал сделаться действительно опасным. Поэтому британские агенты решили столковаться с Али-пашой, но тот, еще не оправившись от недавнего разочарования, в ответ на любые предложения твердил лишь: "Парга! Хочу Паргу!" Так что следовало отдать ему ее.
Доверившись обещанию генерала Кемпбелла, твердо сулившего придать им такой же статус, как у семи Ионических островов, жители Парги, с радостью и признательностью предались отдохновению, столь сладостному после стольких бурь, как вдруг письмо, полученное де Боссе от лорда верховного комиссара [32] , рассеяло их приятное заблуждение и открыло глаза на несчастья, уже готовые обрушиться на злополучный город.
23 марта 1817 года посол Великобритании подписал в Константинополе трактат о полной и безраздельной передаче Парги и всех прилежащих земель Оттоманской Порте несмотря на то, что жителям города, открывшим ворота британским войскам, было торжественно обещано: отныне и навсегда Парга разделит судьбу Ионических островов. Вскоре в Янину прибыл сэр Джон Картрайт, британский консул в Патрах, чтобы уладить дело с распродажей имущества жителей Парги и обсудить условия эмиграции. В европейской дипломатии не было еще столь позорного деяния - ведь до этого дня все притязания турок расценивались как святотатство. Однако Али-паша обворожил английских агентов: осыпал их проявлениями дружеских чувств, ослепил всевозможными почестями и празднествами, но в то же время приставил к ним шпионов, перехватывал их корреспонденцию и с помощью различных инсинуаций пытался настроить против них жителей Парги. А те громогласно выражали свое возмущение: перед лицом христианского мира, не внимавшего их жалобам, они от имени предков ссылались на свои права и требовали их соблюдения. "Наше имущество скупается, но разве мы хотим его продавать? И даже если нам возместят его стоимость, разве вернет нам золото родину и могилы предков?"
Тем временем верховный комиссар Великобритании сэр Томас Мейтленд получил от Али-паши приглашение в Превезу на переговоры: Али-паша счел немыслимой сумму в пятьсот тысяч фунтов стерлингов, в которую комиссары оценили Паргу и прилегающую территорию за вычетом имущества церквей и частных лиц. Англичане уже радовались, что отпугнули алчного сатрапа этой немыслимой суммой, но Али было не так легко обескуражить. Он устроил в честь верховного комиссара дружеский пир, который обернулся затем неистовой оргией. И вот под воздействием винных паров турок и англичанин решили судьбу священной земли Парги. Они уговорились, что прямо на месте по решению экспертов, назначенных англичанами и турками, будет произведена новая оценка стоимости. В результате этой операции сумма возмещения убытков христианам, установленная первыми оценщиками в размере пятисот тысяч фунтов стерлингов, была уменьшена английскими экспертами до двухсот семидесяти шести тысяч семидесяти пяти фунтов стерлингов. И поскольку люди паши в представленном ими весьма путаном отчете оценили сумму возмещения убытков всего лишь в пятьдесят шесть тысяч семьсот пятьдесят фунтов стерлингов, в Бутроте состоялся последний этап переговоров между Али-пашой и досточтимым лордом верховным комиссаром. По их окончании последний приказал сообщить жителям Парги, что подлежащий возмещению ущерб оценивается в сто пятьдесят тысяч фунтов стерлингов и что решение это - окончательное и пересмотру не подлежит. Позор себялюбивой и продажной нации, позволившей столь недостойно играть судьбой и свободой целого народа! Вечный позор Британии!
Вначале жители Парги просто не могли поверить ни в подобную низость со стороны своих покровителей, ни в постигшее их новое бедствие. Но они не могли уже сомневаться ни в том, ни в другом, когда лорд верховный комиссар объявил им, что армия паши выступила, чтобы занять их родные края, которые они обязаны навсегда покинуть десятого мая сего года.
Полевые работы были в полном разгаре. Среди тучных полей росло более восьмидесяти тысяч оливковых деревьев, что уже составляло двести тысяч гиней. В небесной лазури сияло солнце, воздух благоухал ароматами цветущих померанцев, лимонов и апельсинов. Но этот прекрасный край был, казалось, населен призраками: только и видно было, что воздетые к небесам руки да склоненные к земле головы. Несчастные жители Парги! Им нельзя было сорвать ни одного цветка, ни единого плода; священникам не позволили забрать из церквей реликвии и иконы; ризы, паникадила, лампады, подсвечники и дароносицы по условиям трактата стали собственностью магометан. Англичане продали все - даже Бога! Еще два дня, и нужно будет уходить. Не теряя времени, изгнанники пометили красными крестами двери всех жилищ, где вскоре предстояло поселиться врагам. Вдруг вопль неизбывного ужаса прокатился по городу, заголосили, казалось, сами улицы: на окружавших город холмах показались турки. Перепуганные, потерявшие последнюю надежду жители Парги все как один ринулись преклонить колена перед образом Богородицы Паргианской, своей древней заступницы. Таинственный голос, донесшийся из глубины святилища, возвестил, что англичане в своем неправедном трактате забыли продать души усопших, которым посчастливилось вовремя умереть и не довелось дожить до последнего дня Парги. И тогда все кинулись на кладбище: одни извлекали из вскрытых могил кости и полуразложившиеся трупы, другие безжалостно рубили сливы. Вот уже сложен гигантский костер, вот он запылал: жители охвачены воодушевлением, приказы властей забыты. Подле огромного костра, пожирающего останки предков, в кровавых отблесках пламени вооруженные кинжалами жители Парга клянутся перерезать жен и детей, а затем перерезать друг друга до последнего, если неверные войдут в город раньше назначенного часа. Вдохновленный этим величественным актом отчаяния, последний поэт Греции Ксеноклес [33] , подобно Иеремии на развалинах Иерусалима, тут же сочиняет гимн, выразив в нем всю боль и скорбь изгнанников, и гимн этот они многократно прерывают рыданиями.