«Г. обер-контролер, прошу вас раздать бедным жителям Парижа из государственной казны 200 000 ливров; пусть они помолятся о короле. Если вы находите, что этой суммы мало для раздачи бедным, то удержите часть из оклада содержания, получаемого мною и дофиной.
Людовик-Август».
В дни 7 и 8 мая болезнь короля усилилась; он чувствовал, что тело его буквально начинает разрушаться. Оставленный своими придворными, которые не решались оставаться при этом живом трупе, король видел только возле себя своих трех дочерей, которые не отходили от него ни на минуту.
Король находился в большом страхе; в сильном антоновом огне, распространившемся по всему его телу, он видел наказание, посланное ему от Бога. В своем сильном бреду король видел огонь; ему представлялись огненные пропасти, ему представлялся ад… И он звал своего духовника, слепого старца Моду, своего единственного заступника, чтобы он осенил крестным знамением пространство между ним и огненным озером. Тогда он сам брал от Моду святую воду, сам снимал с себя простыни и одеяло и с воплями и стенаниями кропил ею все свое тело; после этого просил дать ему крест св. Распятия, с благоговением прижимал его к сердцу, крепко целовал его и молился.
В таких-то страшных мучениях провел король всю ночь и день 9 мая. В продолжение этих суток ни священник, ни принцессы не отходили от больного. Тело короля, сделавшись добычей сильнейшего антонова огня, испускало из себя столь противный запах, что двое из лакеев, прислуживавших в комнате, не будучи в состоянии выдержать этой заразы, упали без чувств, и один из них умер.
10 мая утром сквозь изрытое оспой тело короля уже начали виднеться кости. Трое других лакеев также упали в обморок. Страх распространился по всему Версальскому замку; все придворные бежали, кто куда мог. Во дворце остались только три принцессы, дочери короля, к достойный аббат Моду.
Ночь на 10 мая король провел в предсмертных мучениях; с наступлением утра он впал в совершенное беспамятство и казался уже мертвецом; наконец, в два часа пятьдесят пять минут он привстал на своей кровати, протянул руки, устремил глаза на одну точку и вскричал:
– Шовелен! Шовелеп!.. Но ведь не прошло еще шести месяцев…
С этими словами он опустил голову па подушки и скончался.
Все три принцессы, находившиеся безотлучно при своем отце, заразились от него оспой, которая свела его в могилу.
Обер-гофмейстеру двора поручено было распорядиться похоронами короля. Обер-гофмейстер немедленно отдал все нужные приказания, не входя, однако, во дворец.
12 мая 1774 года тело Людовика XV было отвезено в Сен-Дени. Гроб был поставлен и большую карету, употреблявшуюся обыкновенно для поездок на охоту; за ней ехала другая карета, в которой сидели герцог д'Айен и герцог д'Омон; потом третья, в которой находились духовник короля и версальский священник. Процессию заключали двадцать пажей и пятьдесят конюхов верхами, с факелами в руках.
Эта печальная процессия, тронувшись из Версальского замка в 8 часов вечера, прибыла в Сен-Дени к 11 часам.
На другой день, т, е. 11 мая, графиня дю Барри получила в Рюэле указ о ее изгнании.
Со смертью Людовика XIV Франция остается королевством если и не вполне блестящим славою, зато сильным по своему значению. Людовик XIV, несмотря на слабость своего характера, имел то достоинство, что всегда старался показывать себя великим. Со смертью этого государя поколение великих людей начало, казалось, мало-помалу исчезать с лица земли: не было более Тюренна, не было более Конде, Бервика, Вобана, Фуке, Расина, Корнеля, Мольера, Боссюэ, Фенелона; гений уступил место таланту, практические знания – знаниям научным, гармония и величественность слога – простым и пошлым оборотам речи.
Людовик XIV умирает, и как бы ждали только его смерти, чтобы разрушить то здание монархического единства, которое с таким трудом подготовлено было министром Ришелье и поддерживаемо с такой ловкостью Мазарином, – регент учреждает Советы и тем самым содействует распадению монархической власти.
Людовик XIV распоряжался во всем сам, своей неограниченной властью, даже и в тех случаях, когда исполнял советы и планы госпожи де Ментенон; регент же, напротив того, препоручает распоряжаться во всем министру Дюбуа. Людовик XIV проповедовал строгость и чистоту нравов и довел набожность свою до ханжества; регент довел разврат до цинизма. Людовик XIV, разорившись своей казной, не решается хотя и на самую малейшую финансовую операцию, приласкивает откупщиков казенных доходов, показывает Версаль Самуилу Бернару; регент допускает честолюбивого Лау [32] ниспровергнуть все известные в то время финансовые теории, учредить ассигнационный банк, обменять звонкую монету па бумажные деньги (ассигнации), беспощадно притесняет банкиров до тех пор, пока они не выдадут ему из своих контор трехсот миллионов франков, и отправляет Бурвале на Лобную площадь… Но финансовая система Лау падает, и сам Лау в бегстве ищет себе спасения; тогда Дюбуа делается главным распорядителем финансовой части королевства; но Дюбуа, подобно всем смертным скоро сходит в могилу; вслед за ним, подобно тому, как за министром Ришелье последовал король Людовик XIII, сходит в близкую с ним могилу также и регент герцог Орлеанский. На престол Франции вступает тогда Людовик XV.
Мы видели министерство герцога, влияние братьев Парисов, влияние маркизы При: во время его министерства, равно как и во время министерства Дюбуа, роскошь и мотовство продолжаются, разврат увеличивается. Наконец герцог предлагает для приведения в порядок финансов королевства наложить подать на дворянство и духовенство, пятидесятую часть доходов с их имений; дворянство и духовенство негодуют, ропщут, восстают против герцога и изгоняют его в Шантильи.
Тогда является тихий, скромный и миролюбивый кардинал Флери, слабый политик, но твердый защитник религии, который мало-помалу забирает в свои руки королевскую власть, восстанавливает порядок в финансах, но более в свою пользу, нежели в пользу государства; который трясется от страха при малейшем разговоре о необходимости войны и тем не менее, однако, возводит одного из Бурбонов на Неаполитанский престол, помогает завоевать Силезию, завладевает Нидерландами, присоединяет к Франции герцогство Бар и приготовляет для нее присоединение Лотарингии.
Тогда начинает показываться генерация людей уже не гениальных, но людей, одаренных большими талантами, как-то:
Бель-Иль, Ловендаль, маршал Саксонский и Шевер – по части военной; Руссо, Вольтер, д'Аламбер, Дидро, Буланже, Монтескье и Реналь, т.е. философы вместо поэтов.
Наконец, после пятнадцатилетнего управления государственными делами, Флери умирает, и министерство его принимает тонкий политик Шуазель, который также принадлежал к числу двигателей просвещения и прогресса, как и его предшественник. Но с принятием Шуазелем министерства снова все изменяется, как нравы, так и политика. Министерство Шуазеля есть, можно сказать, царствование философов, преследуемых покойным министром Флери. Во время Шуазеля Франция заключает тесный союз с Австрией, силы которой значительно уменьшил Людовик XIV, отняв у нее Испанию, обе Индии и Франш-Конте. Результатом этого союза была гибельная Семилетняя война, потеря французских колоний в Канаде и Индии. Подобно тому как герцог Орлеанский хотел обложить дворянство и духовенство податью по 50-й части доходов с их имуществ, так и Машо захотел обязать эти два сословия платить королевству двадцатую часть с их имуществ и воспретить, кроме того, духовенству, размножение которого его очень пугало, приобретать вновь земли; на это духовенство протестует и объявляет Шуазелю войну, которая кончается тем, что парламент обвиняет иезуитов, иезуиты обвиняют янсенистов, а янсенисты – дофина. Иезуиты, на которых возлагают всю тягость преступления, возбуждают всеобщую к себе ненависть, и их изгоняют.