— От Бернара.
— Что он хочет?
— Он хочет…
— Ну что? Говорите скорее!
— Он хочет жениться!
— О! О! — воскликнул дядюшка Гийом.
— Почему вы так удивлены? Разве он не достиг совершеннолетия? — спросил аббат Грегуар.
— Конечно, но… на ком он хочет жениться?
— На одной замечательной девушке, которую он любит и которая любит его!
— Если это только не мадемуазель Эфрозин, то я ему раз решаю жениться на ком угодно, хоть на моей бабушке!
— Успокойтесь, дорогой друг! Девушка, которую он любит, — Катрин!
— Правда? — радостно воскликнул дядюшка Гийом. — Бернар и Катрин любят друг друга?
— Разве вы в этом сомневались? — спросил аббат Грегуар.
— О, да! Я так боялся ошибиться в этом!
— Итак, вы даете ваше согласие?
— От всего сердца! — воскликнул дядюшка Гийом, но вдруг, задумавшись, добавил: — Но…
— Но — что?
— Но нужно поговорить со старушкой… Все решения, которые мы принимали за двадцать шесть лет нашей совместной жизни, мы принимали вместе. Бернар такой же сын ей, как и мне. Да, — добавил он, — нужно ей об этом сказать! — Открыв дверь на кухню, он позвал: — Эй, мать, пойди сюда!
Затем, вернувшись к аббату, он вставил трубку на ее обычное место во рту и, потирая руки, что у него служило признаком глубочайшего удовлетворения, произнес:
— Ай да плутишка Бернар! Это самая остроумная глупость, которую он сделал в своей жизни! В этот момент матушка Ватрен появилась на пороге кухни, вытирая лоб своим белым фартуком.
— Ну, что случилось? — спросила она.
— Говорят тебе, иди сюда! — сказал Гийом.
— Ну почему меня нужно обязательно беспокоить в тот момент, когда я замешиваю тесто! — начала было старушка, но, заметив гостя, воскликнула: — Боже мой! Господин аббат Грегуар! К вашим услугам, господин аббат! Я не знала, что вы здесь, иначе не пришлось бы меня звать.
— Хм! — сказал Гийом аббату. — Вы слышите? Ну, теперь ее понесло!
— Как вы себя чувствуете? — продолжала матушка Ватрен, — а как поживает ваша племянница, мадемуазель Александрина? Вы знаете, что сегодня в доме большая радость по случаю воз вращения Катрин?
— Так, так, так! Вы мне поможете обуздать ее, мсье аббат? Я могу рассчитывать, что не буду одинок в достижении цели?
— Зачем же ты позвал меня, если мешаешь выражать мое почтение господину аббату и не даешь спросить о его делах? — спросила Марианна с недовольным выражением, сохранившимся у нее с того момента, когда он в первый раз отослал ее на кухню.
— Я тебя позвал, чтобы ты доставила мне удовольствие! — Какое?
— Я хочу, чтобы ты в двух словах выразила свое мнение по одному важному делу. Бернар хочет жениться.
— Бернар хочет жениться? И на ком?
— На своей кузине.
— На Катрин?
— Да, на Катрин. Ну, что ты скажешь? Говори скорее!
— Катрин, — ответила матушка Ватрен, — это прекрасная дочь, замечательная девушка…
— Ну и что дальше? Продолжай!
— Это не сможет нас опозорить и…
— Дальше! Дальше!
— Но только у нее ничего нет!
— Ничего? Совершенно ничего!
— Жена, не нужно ставить несколько каких-то жалких экю выше счастья этих бедных детей!
— Но без денег очень плохо живут, старик!
— А без любви живут еще хуже! — Да, это правда, — прошептала Марианна.
— Разве когда мы поженились, — спросил Гийом, — у нас было много денег? Мы были бедны как церковные мыши, да и сейчас мы не так уж богаты… Что бы ты сказала, если бы наши родители захотели разлучить нас под тем предлогом, что нам не хватает каких-то нескольких сотен экю для ведения домашнего хозяйства?
— Да, все это прекрасно, — ответила матушка Ватрен, — но главное препятствие вовсе не в этом!
Она произнесла эти слова с таким выражением, что Гийом вынужден был понять, что он глубоко заблуждался, если бы считал, что дело закончено, и что его ждет довольно стойкое неожиданное сопротивление.
— Ну, — сказал Гийом, со своей стороны, приготовившись к наступлению, — и в чем же заключается это препятствие?
— О, ты меня прекрасно понимаешь! — сказала Марианна.
— Все равно скажи, как будто я этого не понимаю!
— Гийом, Гийом, — сказала старушка, — мы не можем позволить осуществиться этому браку, мы не можем взять этот грех на свою душу!
— А почему?
— Боже мой! Да потому, что Катрин — еретичка!
— Ах, жена, жена, — воскликнул Гийом, топнув ногой, — я ни когда не думал, что это может служить камнем преткновения, я не мог даже и предположить!
— Что ты хочешь, старик! Такой я была двадцать лет назад, такой я осталась и сейчас. Я сопротивлялась, как могла, браку ее бедной матери с Фридрихом Блюмом. К несчастью, это была твоя сестра, она была свободна и не нуждалась в моем согласии. Но все-таки я ей сказала: «Роза, запомни мои слова: брак с еретиком к добру не приведет!» Она меня не послушала и вышла замуж, и мое предостережение сбылось! Отец был убит, мать умерла, и бедная девочка осталась сиротой!
— И ты ее за это упрекаешь?
— Нет, но я ее упрекаю за то, что она — еретичка!
— О, несчастная, — воскликнул дядюшка Гийом, — да знаешь ли ты, что такое еретичка?!
— Это то создание, которое будет проклято!
— Даже если она добродетельна?
— Даже если она добродетельна!
— Даже если она хорошая мать, верная жена, послушная дочь?
— Даже если это так!
— Даже если у нее есть все эти достоинства?
— Все достоинства — ничто, если она еретичка! — Тысяча проклятий! — воскликнул Гийом.
— Ругайся, если хочешь, — сказала Марианна, — но это ничего не изменит!
— Да, ты права, я больше в это не вмешиваюсь!
И, повернувшись к достойному священнику, который слушал этот спор, не произнося ни слова, сказал:
— Вы все слышали, господин аббат, теперь ваша очередь!
И он бросился вон из комнаты, как человек, которому не хватает свежего воздуха. — О, женщины, женщины, — воскликнул он, — поистине вы созданы для наказания рода человеческого!
Но она ничего не слушала и качала головой, повторяя:
— Нет, я считаю, что это невозможно! Бернар никогда не женится на еретичке! Все, что угодно, но только не это! Нет, нет, этого не может быть!