В настоящее время у старого Мэйсера пилюль не было, и поэтому он посмотрел на Пэга сердито и с лёгкой тревогой.
— Почему ты не пошёл на рудник?
— Потому что не пошёл, — отрезал Пэг угрюмо.
— Раз ты рабочий, так и иди на работу, Пэг.
— Это я-то — рабочий? — проскрежетал Пэг. — Да я собираюсь совершить прогулку на яхте в Испанию.
У старика затряслась голова.
— Ты не можешь перестать работать на твоего старого отца, Пэг.
Пэг не отвечал. Он стоял злой, беспомощный, усталый.
— У меня уже нет пилюль, Пэг, мне надо купить пилюль.
— К чёрту твои пилюли! — сказал Пэг и, тяжело опустившись на стул, сидел, не снимая засаленной кепки, засунув руки в карманы и неподвижно глядя на вспышки пламени в большом очаге.
Энни пошла отнести работу — она шила для миссис Проктор — и попутно проводить Сэмми в школу. Она скоро вернулась.
В ту самую минуту, как она вошла и увидела погруженного в размышления Пэга, она поняла, что случилось. Издавна знакомая мучительная тревога резнула её по сердцу. Но она не сказала ничего. Сняла шляпу и пальто и принялась убирать со стола и мыть посуду.
Пэг заговорил первый.
— Я безработный, Энни, — сказал он.
— Ну, ну, как-нибудь проживём, Пэг, — отозвалась Энни, продолжая возиться с посудой.
Но позор этого увольнения продолжал глодать и мучить Пэга.
— Я для них недостаточно хорош, — процедил он сквозь стиснутые зубы. — Недостаточно хорош, видишь ли. Это я-то, который, когда нужно, может работать за двоих.
— Знаю, знаю, Пэг, — утешала его Энни. Она любила Пэга и остро чувствовала его обиду. — Не горюй, мальчик.
— Они хотят, чтобы я был безработным и клянчил пособие, — проворчал Пэг. — А я хочу работать. Пособие!..
Молчание. Старый отец с постели прислушивался к разговору. Весь покрываясь испариной от жалости к себе, он смотрел испуганными глазами то на сына, то на дочь и наконец вмешался:
— Надо будет тебе написать Дэви Фенвику, Энни. Теперь уж придётся принять от него помощь.
— Как-нибудь проживём, отец, — сказала Энни. Она ни за что не хотела брать деньги от Дэвида, ни за что. — Ведь мы всегда справлялись сами.
Энни решила, что она возьмёт ещё какую-нибудь работу. И этим же утром, сделав, что нужно по хозяйству, ушла из дому на поиски работы. Она хотела работать подённо по домам, но даже чёрную работу найти оказалось трудно.
Она побывала у доктора Скотта, и у миссис Армстронг. Она даже, спрятав в карман гордость, обратилась к миссис Ремедж. Но всюду потерпела неудачу. Миссис Проктор обещала дать ей ещё кое-что сшить, а миссис Лоу, жена священника с Нью-Бетель-стрит, неохотно предложила прийти в понедельник на один день стирать. Этак она сможет, по крайней мере, заработать полкроны, хотя миссис Лоу всегда платила с таким видом, точно милостыню подавала. Как ни старалась Энни, она больше никакой работы не нашла. Она делала попытки и на другой день, и в следующие, но все с тем же результатом. На труд подёнщицы в Слискэйле спрос был невелик, а больше Энни продавать было нечего.
Пэг тем временем начал хлопотать о пособии, которое выдавалось безработным. Он сначала не хотел получать этого пособия, но когда глодавшее его чувство обиды потеряло первую остроту, он отправился на Биржу труда. Рабочие в Слискэйле называли Биржу труда «Бюро». Перед «Бюро» стоял длинный хвост. В этой очереди не толкались, не спорили, как в очереди у шахты, здесь спешить было некуда. Все ожидали. Считалось само собой понятным, что если хочешь получить пособие, то надо ждать. Пэг молча стал в конце, рядом с Леном Вудсом, и Слэттери, и Ча Лимингом. Ни он, ни они не начинали разговора. Пошёл дождь, но не ливень, который дал бы им повод выругаться, а мелкий, тихо моросящий дождик. Пэг поднял воротник куртки и стоял. Стоял без мыслей в голове и ждал. Спустя пять минут пришёл Джек Риди.
Джек не сразу занял место в очереди. Он вёл себя не так, как остальные: ходил взад и вперёд мимо ожидавших, словно эта очередь приводила его в бешенство. Затем он подошёл к началу очереди, медленно расстегнул куртку и обратился к толпе с речью. Джек был братом Тома и Пата Риди, погибших в «Нептуне». Когда-то красивый и статный малый, Джек, снедаемый горем и ненавистью, превратился в худого, с впалой грудью, озлобленного человека, весьма крайних убеждений. Сначала — несчастье в шахте, потом Джек, горя желанием сразиться с кем-нибудь, пошёл сражаться на фронт, и там ему прострелили бедро. После этого он стал хромать. И сейчас Гудспет отказался принять его обратно на работу в «Нептун».
Пэг поднял голову и вяло прислушался к тому, что говорил Джек, хотя заранее знал, что он скажет.
— Да, вот мы кем были, товарищи, когда мы им нужны были на фронте, — говорил Джек, и горькая злоба кипела в его голосе, бунт против жизни, судьбы и того строя, который довёл его до нынешнего состояния. — Мы были «народными героями», а что мы сейчас?.. «Безработные лентяи, подонки общества» — вот как они нас величают теперь. Послушайте меня, ребята, я вам все растолкую. Кто строит проклятые аэропланы, и броненосцы, и пушки, кто делает снаряды? Рабочие! Кто во время этой проклятой войны стрелял проклятыми снарядами из пушек? Рабочие! А что рабочим дала война? А вот что — право стоять под дождём и протягивать руку за подачкой. Нам велели драться за Англию, нашу собственную родную землю. И мы дрались, — не так ли? Вот мы стоим на этой «собственной» земле. Дерьмо, чистейшее дерьмо — вот, что мы получили. А дерьмо мы есть не можем. Дерьмом не прокормишь наших жён и ребятишек. — Джек остановился, бледный как мертвец, и провёл рукой по губам. Потом продолжал, все повышая голос, с искажённым, как от боли, лицом:
— В то время как вы и я трудились и сражались на проклятой войне, копи давали миллионы прибыли. Это было написано чёрным по белому, ребята: сто сорок миллионов дохода! Вот почему хозяева так дружно сплотились против нас во время забастовки. Что же, они всегда берут над нами верх. Теперь слушайте, ребята…
На плечо Джека опустилась чья-то рука. Джек сразу умолк, застыв на месте. Потом медленно обернулся.
— Это не разрешается, — сказал Роддэм. — Ступайте, становитесь в очередь да попридержите язык.
Роддэм, теперь толстый, важный, пятидесятилетний мужчина, был полицейским сержантом в этом участке.
— Оставьте меня, — ядовито прошипел Джек, и глаза его на мертвенно-бледном лице засверкали. — Я дрался на этой проклятой войне, слышите? И я не привык, чтобы меня хватали за плечо такие субъекты, как вы.
Люди, стоявшие в очереди, проявили живой интерес к этому диалогу, гораздо больший интерес, чем раньше к речи Джека.
Роддэм побагровел.
— Заткни глотку, Риди, или я сведу тебя в участок.
— Я имею такое же право говорить, как и вы, — огрызнулся Джек.
— Ступайте в очередь, — кипятился Роддэм, подталкивая Джека к концу ряда. — Вон туда, в самый конец, живо!