По словам Джорджа, семья была большая. Старые мистер и миссис Джерард, причем он в свои восемьдесят мог за день высосать пинту «Джека». Средние мистер и миссис Джерард. И еще младшие мистер и миссис Джерард. Младший мистер Джерард звался Джозефом Джерардом-третьим и действительно был молод – двадцать пять лет. Его жена была нармянкой [22] , то есть, как считал Джордж, из спиков [23] . Раньше Блейз думал, что спиками называют только итальянцев.
Дальше по улице он развернулся и проехал мимо дома еще раз, гадая, каково это, жениться в двадцать два года. Сразу направился домой. Следовало и честь знать.
У средних Джерардов были и другие дети, помимо Джозефа Джерарда-третьего, но они значения не имели. Кто имел значение, так это младенец. Джозеф Джерард-четвертый. Большое имя для такой крошки. В сентябре, когда Блейз и Джордж снимали показания электросчетчика, младенцу было только два месяца. То есть теперь… один, два, три, четыре месяца между сентябрем и январем… стало шесть. Он был единственным правнуком первого Джо, основателя династии.
– Если ты задумал кого-то похитить, то похищать нужно младенца, – говорил Джордж. – Младенец тебя не опознает, следовательно, ты можешь вернуть его живым. И он не будет портить тебе жизнь, пытаясь убежать, или выбросить в окно записку, или что-то еще. Будет только лежать, и ничего больше. Даже не узнает, что его похитили.
Они сидели в лачуге перед телевизором, пили пиво.
– И сколько, ты думаешь, с них можно поиметь? – спросил Блейз.
– Достаточно для того, чтобы больше не проводить ни одного зимнего дня с замерзшей жопой, продавая фальшивые подписки на журналы или собирая пожертвования для Красного Креста, – ответил Джордж. – Как тебе это нравится?
– Но сколько бы ты попросил?
– Два миллиона, – ответил Джордж. – Один для тебя и один для меня. Чего жадничать?
– Жадность губит, – ввернул Блейз.
– Жадность губит, – согласился Джордж. – Именно этому я тебя и учил. Но сколько стоит рабочий, Блейз-э-рино? Что я тебе говорил по этому поводу?
– Своей зарплаты.
– Совершенно верно. – Джордж глотнул пива. – Рабочий стоит своей гребаной зарплаты.
И теперь он ехал к своему жалкому домишке, где они с Джорджем жили с того момента, как перебрались к северу от Бостона, действительно собираясь похитить младенца. Он понимал, что его могут схватить… но два миллиона долларов! Он смог бы куда-нибудь уехать и больше никогда не мерзнуть. А если его арестуют? Самое худшее, что они могли с ним сделать, так это дать пожизненный срок.
Если б такое произошло, он опять-таки никогда бы больше не мерз.
Поставив угнанный «форд» в сарай, он вспомнил о том, что нужно замести следы. Вот бы Джордж порадовался. Дома он поджарил пару гамбургеров.
– Ты действительно собираешься это провернуть? – спросил Джордж из другой комнаты.
– Ты прилег, Джордж?
– Нет, стою на голове и гоняю шкурку. Я задал тебе вопрос.
– Попытаюсь. Ты мне поможешь?
Джордж вздохнул.
– Полагаю, придется. Теперь я от тебя никуда. Но… Блейз?
– Что, Джордж?
– Проси только один миллион. Жадность губит.
– Хорошо, только миллион. Хочешь гамбургер?
Нет ответа. Джордж опять умер.
Он готовился похитить младенца в тот же вечер, чем раньше, тем лучше, но Джордж ему не позволил.
– И что ты собрался делать, тупая башка?
Блейз уже собрался идти в сарай, чтобы вставить ключ в замок зажигания «форда».
– Готовлюсь к тому, чтобы это сделать, Джордж.
– Сделать что?
– Похитить младенца.
Джордж рассмеялся.
– Чего ты смеешься, Джордж? – спросил он, подумав при этом: «Как будто я сам не знаю!»
– Над тобой.
– Почему?
– И как ты собираешься его похитить? Расскажи мне.
Блейз нахмурился. Его лицо, и без того уродливое, превратилось в морду тролля.
– Как мы и планировали. Из его комнаты.
– Какой комнаты?
– Ну…
– Как ты собираешься туда попасть?
Это он помнил.
– Через одно из окон второго этажа. Там простые задвижки. Ты это видел, Джордж. Когда мы приезжали от той лектрической компании. Помнишь?
– Лестница есть?
– Ну…
– Когда младенец будет у тебя, куда ты его положишь?
– В автомобиль, Джордж.
– Ох, слов нет – одни буквы. – Такое Джордж говорил, лишь когда иссякал и не мог найти другого выражения.
– Джордж…
– Я знаю, что ты положишь его в гребаный автомобиль, я бы и не подумал, что ты собираешься нести его домой на спине. А что ты собираешься делать потом? Куда ты положишь его потом?
Блейз подумал о лачуге. Огляделся.
– Ну…
– Как насчет пеленок? Ползунков? Бутылочек? Детской еды? Или ты собираешься давать ему на гребаный обед гамбургер и бутылку пива?
– Ну…
– Заткнись! Заговоришь еще раз, и меня вырвет!
Блейз плюхнулся на кухонный стул, опустив голову. Его лицо горело от стыда.
– И выключи эту дерьмовую музыку! Эта тетка так надрывается, словно собирается залететь в собственную манду!
– Хорошо, Джордж.
Блейз выключил радио. Телевизор, японское старье, купленное Джорджем на распродаже, уже сломался.
– Джордж?
Нет ответа.
– Джордж, пожалуйста, не уходи. Извини меня. – Блейз слышал страх в собственном голосе. Чуть ли не плакал.