— Это мне?
Возьмите посмотрите, говорю.
Она сняла обертку, и там был футляр из темно-синей кожи, и вот она нажала кнопку замка и не может и слова сказать, смотрит на камешки и молчит. Потом говорит:
— Настоящие? — и голос такой, восхищенный и испуганный.
Конечно. Камни мелкие, но высококачественные.
— Сказочной красоты, — говорит. Потом протягивает мне футляр. — Я не могу это принять. Я понимаю. То есть, мне кажется, я понимаю, почему вы мне это дарите, и я благодарна вам и тронута… только я не могу такой подарок принять.
Но я хочу, чтобы вы его взяли.
— Но… Фердинанд, ведь если молодой человек дарит девушке такой подарок, это может означать лишь одно.
— Что? — спрашиваю.
— У людей в таких случаях возникают гадкие мысли.
Я хочу, чтобы оно было вашим. Прошу вас.
— Я его надену только на сегодняшний вечер. Я сделаю вид, что оно — мое.
Оно — ваше, говорю.
Она обошла стол, а футляр держит в руке.
— Пожалуйста, помогите мне его надеть. Тот, кто дарит девушке драгоценности, сам должен их на нее надеть.
Стоит и смотрит на меня, близко так, потом, когда я взял ожерелье и надел ей на шею, повернулась спиной. Никак не мог застегнуть, так дрожали руки, это ведь я в первый раз коснулся ее кожи, не считая, конечно, когда руки ей связывал. И так от нее хорошо пахло, я мог бы простоять так весь вечер. Как будто мы в рекламный плакат попали, вроде картинка из журнала ожила. Наконец она повернулась ко мне и смотрит в глаза:
— Нравится?
Я только кивнул, ничего не мог сказать. Хотелось сказать ей что-нибудь приятное, какой-нибудь комплимент.
— Можно, я поцелую вас в щеку?
Я не ответил, но она положила мне руку на плечо, приподнялась на цыпочки и поцеловала в щеку. Щека у меня, наверное, была как огонь. Я в тот момент прямо как головешка был красный, мною костер можно было разжигать.
Ну, потом мы ели холодного цыпленка и всякие закуски; я открыл шампанское, оно оказалось очень приятным, я не ожидал. Жаль, что купил только одну бутылку, оно вроде было очень легким, казалось, от него не пьянеешь. Хотя мы очень много смеялись; она острила, притворялась, что разговаривает с гостями и всякое такое, а ведь никого не было.
После ужина мы вместе пошли на кухню, приготовить кофе (я, конечно, не переставал зорко за ней следить), и отнесли его в залу, и она опять включила проигрыватель, на этот раз джазовую пластинку, я их ей еще когда купил. Мы сидели рядом на диване.
Потом стали играть в шарады, она изображала разные вещи, части слов и целые слова, и я должен был отгадывать, что это такое. Только у меня не получалось, изображать не мог, и отгадывать тоже. Помню, она загадала слово «бабочка», показывала снова и снова, а я никак не мог догадаться. Я сказал, это самолет, потом всяких птиц называл, какие могли в голову прийти, и в конце концов она бросилась в кресло и сказала, что я совершенно безнадежен. Потом начались танцы. Она пыталась научить меня под джаз танцевать и самбу, но ведь я тогда должен был прикасаться к ней и оконфузился, никак не мог попасть в такт. Она, наверное, и вправду решила, что я тупица.
Ну, еще ей понадобилось выйти на минутку. Конечно, мне это не очень-то было по душе, но не мог же я отправить ее вниз. Пришлось позволить ей пойти наверх, в ванную, и я остался на площадке и следил, чтоб она там никаких хитростей не устроила со светом, окно-то я не забрал досками, промашку дал. Окно было высоко, я знал, вылезти она так, чтоб я не услышал, не может, да и падать было бы с большой высоты. Во всяком случае, она вышла и сразу меня увидела.
— Так и не научились мне доверять? — резко так сказала.
Да нет, я не поэтому, говорю.
Пошли обратно в залу.
— Почему же?
Если вы сейчас устроите побег, вы все-таки сможете обвинить меня в том, что я вас держал в заточении. А если я сам вас отвезу домой, значит, я сам вас отпустил. Понимаю, это глупо, говорю. Ну конечно, я притворялся. Только ведь ситуация была очень трудная.
Ну, она посмотрела на меня, потом говорит:
— Давайте потолкуем. Садитесь здесь, рядом.
Ну, я подошел к ней, сел.
— Что вы собираетесь делать, когда меня здесь не будет?
Не хочу об этом думать.
— Захотите ли вы видеться со мной?
Конечно, что за вопрос.
— Вы определенно решили переехать в Лондон? Мы с вами сделаем так, что вы станете по-настоящему современным человеком, с которым всем интересно будет познакомиться.
Вы станете стыдиться меня перед вашими друзьями.
Все это было нереально. Я понимал, что она притворяется, так же как я. Голова у меня гудела. Все шло не так.
— У меня множество друзей. Знаете почему? Потому что я никого из них не стыжусь. Среди них — самые разные люди, и вы далеко не самый странный. Есть, например, один, человек совершенно аморальный, но прекрасный художник, за это ему можно все простить. И он не чувствует себя ущемленным. И вы не должны. Не должны себя стесняться. Это нетрудно, если только захотеть. Я помогу вам.
Казалось, наступил тот самый момент. Во всяком случае, сил моих не было больше все это терпеть.
Прошу вас, выходите за меня замуж, говорю. Кольцо лежало у меня в кармане, наготове.
Наступила тишина.
Все, что у меня есть, — ваше, говорю.
— Замуж выходят по любви, — отвечает.
Я ведь ничего не прошу. Я не прошу ничего такого, чего вам не хочется делать. Вы можете поступать, как вам нравится, изучать искусство и всякое такое. Я ничего не стану требовать от вас, только носите мою фамилию и живите в моем доме.
Она сидела уставившись на ковер.
У вас будет отдельная спальня, и вы сможете запирать на ночь дверь.
— Но ведь это ужасно! Это бесчеловечно! Мы же не понимаем друг друга и никогда не поймем. И сердца наши воспринимают мир совсем по-разному.
Мне кажется, вы просто забываете, что и у меня есть сердце.
— Видите ли, для меня мир не делится на то, что прилично и что неприлично. Для меня главное в жизни — красота. Я воспринимаю жизненные явления не как хорошие или плохие, а как прекрасные или уродливые. Понимаете, мне многое из того, что вы считаете хорошим, приличным, представляется уродливым, а многое такое, что вы считаете непристойным, мне кажется прекрасным.
Это все слова, говорю, просто вы играете словами.
Она не ответила, только посмотрела на меня пристально, улыбнулась, встала и отошла к камину. Стоит у огня, такая красивая, но совсем чужая. Надменная.
Я думаю, вы просто влюблены в этого Пирса Брафтона, говорю. Мне хотелось чем-нибудь ее поразить. Она и правда очень удивилась.