Я видывал Елизавету сотни раз и сейчас в тысячу первый посмотрел на неё, как бы отстранясь, глазами незнакомого мне Сергея, и всё равно не нашёл в её облике ничего особого, более того, нос Шаровой был по-прежнему несколько длинноват, оставался тяжёл совсем не девичий подбородок. Но я не Сергей, и если он свою девушку считает великолепной, влюблённого не сбить с его позиций танками логики, не совлечь и хитроумными плетениями красноречия, этот слепец устоит в своём прекрасном заблуждении.
— Может, вы ему дали какой-то повод? — спросил я напрямую. — Ревность глупа, верит и в то, чего никогда не было и быть не могло.
— Что вы, Нестор Петрович, что вы! Не было даже намёка! — заверила Шарова.
— Ладно, мы это обсудим потом, после уроков. А пока ступайте в класс.
После занятий я задержался в учительской, просматривая журнал своего класса, и забыл о Шаровой. А когда, облачившись в плащ из тёмно-синей болоньи, вышел в коридор, школа уже была пуста. Однако Елизавета ждала меня, притулившись к стене за моей спиной. Я её поначалу и не заметил, пока она сама не подала голос. Разговор мы продолжили, спускаясь по лестнице в вестибюль.
— Шарова, я поговорю с вашим женихом. Где его легче поймать? Дома? На работе? — спросил я, стараясь не тратить время на лишние слова.
— И что вы ему скажете? Я не красива? Я это знаю сама, — произнесла она печально.
— Не переживайте, вы достаточно симпатичны. Я скажу другое: ему нечего опасаться и за себя, и за вас, наши мужчины — народ благородный. Ну а дальше посмотрим по обстоятельствам.
Поравнявшись с гардеробом, она предложила:
— Нестор Петрович, вы идите, уже поздно, а я пока оденусь. И всё равно мне в противоположную сторону.
— Вот именно, поздно. Я вас провожу, к тому же вы задержались из за меня.
— Не надо! Я дойду сама, я не боюсь! — на самом деле испугалась Шарова.
— Неправда! Вы боитесь. Кого? Сергея? По-вашему, он ждёт?
— Вполне возможно.
— Отлично! Значит, не придётся его искать. И успокойтесь, с вами я! — напомнил я, веря в могущество учителя.
Елизавета оделась в дешёвое осеннее пальтецо, и мы вышли на улицу, под свет лампочки, прикрученной над дверью. Он, свет, отложил на асфальте слабожёлтый полукруг, за его границей стояла густая зловещая темь. Из её черноты навстречу нам, точно призрак, выдвинулся здоровенный парень в берете и кожаной куртке, из её коротких рукавов свисали две гири, оказавшиеся, при тщательном рассмотрении, человеческими кулаками.
— Интересно, чем ты с ним занималась всё это время? — спросил верзила мрачным басом. — Оформляли твои документы?
— Нестор Петрович, мой классный руководитель, учитель истории. — Шарова выставила меня, словно щит, не в буквальном, конечно, смысле. — Я тебе рассказывала о нём.
— Как же, ты им достала меня до самого копчика. Только я учителей не терплю с самого детства. Они надо мной покомандовали всласть, с меня довольно! Сами нищие, а туда же! Пойдём, руководитель, потолкуем. — Сергей движением головы указал на темь, видать, собираясь расправиться со мной поодаль от людских глаз.
Мои надежды на магию учительского имени разлетелись вдребезги, точно были из тончайшего стекла, и я через мгновенье останусь наедине с грубой и, наверное, безжалостной физической силой. Не будь рядом свидетеля, моей ученицы, я бы задал стрекача, и возможно, сумел удрать — такие тяжеловатые, как Сергей, люди бегают не больно-то шибко. Мне совершенно неуместно вспомнился Ляпишев с его внушительным синяком. Скоро и я обзаведусь таким же украшением, а может, их у меня будет много — целое созвездие синяков.
— Согласен. Я буду с тобой драться, — сообщил я после краткого раздумья, на долгое у меня не было времени, — но при условии: ты мне дашь расписку: в случае твоей смерти я ни при чём, ты будешь виноват сам! Я не хочу из-за тебя париться в тюрьме!
— При чём тут тюрьма? Ты будешь гнить на кладбище, — возразил Сергей, он же Елизаветин Серёжа.
— На кладбище отправишься ты, а я на нары, если у меня не будет твоей расписки.
— Ты вооружён? — Мой враг нахмурился, хотя на его угрюмой физиономии для этого тёмного чувства, казалось, уже не было места.
— Моё оружие — кулак! — ответил я с пафосом, а если откровенно, держась из последних сил. — Ладно, буду с тобой честен. Я — боксёр. В весе комара. Не слыхал? А зря. Пятнадцать движений я секунду! Раз-раз! И нокаут! Ещё бы, пятнадцать ударов в челюсть, один за другим! Видел, как долбит отбойный молот? Вот так бью и я! Иногда со смертельным исходом. Одного убил точно. Второй получил инвалидность. Я, разумеется, не хотел, но так получилось. Азарт! Тебя я тоже убивать не собираюсь, как уж выйдет, не обессудь. Ты от чего предпочитаешь откинуть копыта? Хук? Апперкот? Могу хореем и ямбом, — предложил я, учтя уровень его эрудиции. — Но прежде дашь расписку.
— Нестор Петрович, он больше не будет! — взмолилась Елизавета.
— Шарова, не путайтесь под руками! Это поединок настоящих мужчин! — сказал я девушке и обратился к Серёже: — Сейчас я достану чистый лист и авторучку и помогу тебе составить бумагу. У меня уже есть кое-какой опыт. В конце припишем: «Не поминайте лихом!»
Я открыл портфель и сделал вид, будто ищу лист и стило, лихорадочно размышляя: а вдруг он согласится и напишет, и что будет потом? Моё ближайшее будущее казалось страшным.
— Погоди! — Сергей остановил мои поиски. — А ты… вы, случаем, меня не берёте на понт?
— А ты… вы рискните, — посоветовал я, снова идя ва-банк. — Но я не жажду крови и предлагаю компромисс: Шарова ходит в школу, а я беру ситуацию под свой контроль. Тот, кто посягнёт на вашу невесту, будет иметь дело лично со мной! Ну разве что она сама, тогда я пас!
— Лизка-то?! Да она недотрога! — возмутился жених.
— Тогда вам полный смысл принять моё предложение.
— Вы меня прижали! Не пойму как, однако загнали в угол. Но учтите: под вашу ответственность. Проморгаете, не посмотрю, что вы комар, — предупредил жених.
Мы расстались на этом перепутьи — Шарова тотчас вцепилась в локоть своего Серёжи, и они ушли в темноту. А я пошагал на остановку трамвая и, сидя в вагоне, под стук колёс и скрежет на поворотах, подвёл итоги: Шарову вернул, а Лазаренко снова точно сгинул, не появляется в школе четвёртый день, можно подумать, наша кровь Северовых, жадных до знаний, истекла из его вен, Ляпишев исправил двойку, но зато Функе получил единицу. И так без конца. Вчера я был с Нелли в кино, мы смотрели новый фильм «Летят журавли»…
…Когда я в оговорённое время подошёл к кинотеатру, Леднёва уже была там, позвала меня из длиннющей очереди, вившейся перед кассой, однако её старания кончились ничем — стоявшая перед нами дама забрала два последних билета. Именно два, и увела их прямо перед нашим носом, — следующими за дамой были мы.
— Не переживайте, это не ваша неудача, она адресована мне, лично. Именно передо мной кончается товар, кассы закрываются на обеденный перерыв, а троллейбусы и трамваи идут в противоположную сторону. Ничего, мы сходим в другой выходной, авось судьба нам не помешает, — сказал я, стараясь утешить Леднёву.