На мгновение он остановился в дверях, покачивая в рука незавернутую бутылку виски, и посмотрел сперва на сына, которого редко встречал теперь, взглядом презрительного отвращения, потом вопросительно на Нэнси, потом снова с беспокойством на растрепанную фигуру у камина. Неповоротливость ума мешала ему уловить смысл того, что здесь произошло, но от его угрюмого взгляда не укрылась легкая краска на всегда бледном лице Мэта, его смущенный вид, нервная напряженность позы, и в памяти его невольно встала сцена в доме на «Канаве», когда он застал сына с Нэнси, вырывавшейся из его объятий. Он не знал ничего, не питал никаких подозрений, но его больно ужалило это воспоминание, и инстинкт подсказал ему, что здесь от него скрывают что-то, происшедшее перед его приходом. Взгляд его потемнел и пронизывал Мэта, который ерзал на месте тем неувереннее и опускал голову тем ниже, чем дольше продолжалось это молчаливое созерцание.
Нэнси, которая благодаря закоренелой наглости сохраняла невозмутимость и превосходно владела своим лицом, была внутренне взбешена волнением и трусостью героя, которому только что делала такие страстные признания, но попыталась все же выручить его. Обратись к Броуди, она сказала резко:
— Ну! Чего вы стоите в дверях, Броуди, как большой медведь? Входите и садитесь, да не размахивайте вашей бутылкой, словно собираетесь ею размозжить нам голову. Что вы так странно уставились на него? Входите же!
Но Броуди, казалось, не слышал и, пропустив мимо ушей ее замечание, продолжал смотреть на сына со своего наблюдательного пункта у дверей, по-прежнему вертя бутылкой, как дубинкой. Наконец он сказал с грубой насмешкой:
— Чему я обязан честью видеть тебя здесь? Обычно в этот час ты нас не удостаиваешь посещением, — нет, родной дом для тебя недостаточно хорош! Ты из тех ночных гуляк, которых по вечерам никогда не увидишь дома.
Мэт открыл было пересохшие губы, но Броуди, не дав ему ответить, продолжал злобно:
— Не говорил ли ты тут Нэнси чего-нибудь такого, что пожелаешь повторить при мне? Если да, я слушаю.
Тут вмешалась Нэнси. Подбоченившись и подняв красивые плечи, она негодующе тряхнула головой.
— Вы что — с ума сошли, Броуди? Что это за вздор вы несете? Если вы намерены бесноваться и дальше таким образом, то уже сделайте одолжение — меня к этому не приплетайте!
Он медленно отвернулся от Мэта и посмотрел на нее. Морщина между бровями разгладилась.
— Я знаю, Нэнси, знаю, что все в порядке. В тебе я никогда не сомневался, а он слишком меня боится, чтобы осмелиться на что-нибудь. Но я не могу без злости видеть этого ломаку, этого ничтожного бездельника. На вид — воды не замутит, но я не могу забыть, как он покушался меня застрелить.
Он опять повернулся к Мэту, который побледнел, услышав его последние слова, и с горечью воскликнул:
— Следовало передать тебя полиции за покушение на убийство родного отца. Слишком легко ты отделался в ту ночь! Но теперь я не так мирно настроен, как бывало, так что не советую больше затевать ничего, иначе — видит бог! — я раскрою тебе череп вот этой самой бутылкой. Ну, а теперь отвечай, что ты тут делаешь.
— Он говорил о какой-то службе, — визгливо крикнула Нэнси, — но я не успела разобрать, в чем дело. («Когда же он, наконец, заговорит, проклятый болван? — подумала она при этом. — Стоит весь белый и трясется, как студень. Из-за этой рохли все может выйти наружу!»)
— Какая служба? — спросил Броуди. — Говорите сами за себя, сэр.
У Мэтью, наконец, развязался язык. А ведь по дороге домой он готовился свысока разговаривать с отцом, постепенно подготовляя его к сообщению. И только что он хвастал перед Нэнси, что «бросит новость в лицо старому черту!»
— Я получил назначение в Америку, папа, — пролепетал он, запинаясь.
Выражение лица Броуди не изменилось, и, помолчав, он пренебрежительно сказал:
— Так ты, наконец, намерен взяться за дело! Чудеса! Наследник Броуди решился работать! Что же, это очень хорошо, потому что, когда я тебя вижу, я чувствую, что скоро не выдержу и вышвырну тебя вон из дому. — Он сделал паузу. — А что же это за замечательная служба? Расскажи, расскажи!
— Это по моей старой специальности, — пробормотал Мэт. — Должность заведующего складом. Я уже несколько месяцев тому назад подал заявление в два-три места, но такие удачи, как эта, редки!
— И как это такой субъект, как ты, сумел ею воспользоваться? Слепой тебя нанимал, что ли?
— Счастливая случайность! — пояснил, точно оправдываясь, Мэт. — Человек, который занимал эту должность, скоропостижно умер: его сбросила лошадь. И спешно требуется кто-нибудь на его место. Мне придется выехать сразу, на этой неделе, чтобы как можно скорее приступить к работе. Может быть, ты слыхал об этой фирме. Это…
Тут с подноса с грохотом упала чашка и разбилась, зазвенев о пол.
— О господи! — вскрикнула Нэнси в ужасном смятении. — Вот что выходит, когда развесишь уши, как старая кумушка. Так всегда бывает, если не думаешь о том, что делаешь, — обязательно что-нибудь разобьешь!
Она нагнулась, чтобы собрать черепки, и при этом метнула Мэту украдкой быстрый, предостерегающий взгляд.
— Извините, я помешала вашему разговору, — сказала она затем Броуди, поднимаясь.
Мэтью заметил ее взгляд, понял его смысл и, несмотря на все возраставшее замешательство, проявил некоторые стратегические способности — опустил глаза и пробормотал:
— Они… они заготовляют там шерсть. Приходится иметь дело с овцами.
— Клянусь богом, тогда они нашли подходящего человека! — воскликнул его отец. — Потому что большей овцы, чем ты, нет на свете! Смотри, как бы они там по ошибке не остригли и тебя вместе с овцами. Выше голову, ты, мягкотелая овца! Почему ты не можешь держать голову прямо, как мужчина, и смотреть мне в лицо? Весь этот лоск, который ты приобрел с тех пор, как побывал в Индии, меня ничуть не обманывает. Я думал, что поездка в чужие страны сделает из тебя человека, но теперь сквозь весь этот пустой блеск вижу, что ничего из тебя не вышло и ты остался тем же плаксивым болваном, который, бывало, всякий раз, как я на него взгляну, заревет и бежит к матери.
Он стоял, глядя на сына, полный глубокого бесповоротного презрения к нему, так что ему противно было теперь даже донимать его насмешками; он говорил себе с отвращением, что не стоит тратить слова. Слава богу, сын уезжает из дому, прекратится это жалкое существование паразита. Он исчезнет с его глаз, исчезнет из родной страны, и можно будет забыть о нем.
Он внезапно почувствовал усталость, сознавая смутно, что он уже не тот человек, каким был когда-то. Его охватило страстное желание забыться, захотелось быть наедине с Нэнси, захотелось выпить. Он сказал с расстановкой:
— Между нами все кончено, Мэт. Уезжай и никогда больше не возвращайся в этот дом. Я не хочу тебя больше никогда видеть.
Затем повернулся к Нэнси и посмотрел на нее совсем другим, любящим взглядом: