Мое напоминание подействовало на Зою, она задумалась, но что произошло у нее в голове, я так и не узнал в этот день. И видимо, теперь мне придется ждать до тех пор, пока Зоя станет взрослой, и нам тогда будет известно, на ком же из нас она остановила выбор.
А сегодня ей помешал отчаянный топот, донесшийся с первого этажа, а вскоре перед нами появился сам Яша, собственной персоной. Я даже с ужасом подумал, что мой приятель научился читать мысли на расстоянии, и вот теперь прибежал, чтобы осудить меня за предательство.
Но если и Яша научился проникать в чужие мысли, то все равно сейчас он был поглощен совершенно другим занятием.
— Ребята, там Великий Реалист зовет. Говорит, покажет что-то интересное! — крикнул Яша, переводя дыхание.
В таких случаях нас не приходилось звать дважды, мы с Зоей переглянулись и, разом забыв про наш разговор, помчались вместе с Яшей во двор.
Вениамин стоял посреди двора и почему-то прикрывал ладонью один глаз.
— Я нашел их! Вот они, — с гордостью доложил Яша.
— Молодец, Селедка, — промурлыкал Вениамин. — Подождем, сейчас вернется четвертый рекрут.
— А где Феликс? Он же был здесь? — удивился Яша.
— Сейчас будет ваш Феликс, — почему-то усмехнулся Вениамин.
И Феликс не заставил себя ждать. Он прибежал во двор с улицы.
— А я вас искал, — сказал нам запыхавшийся Феликс.
— Теперь еще рекрута ждать? — спросил я, теряя терпение.
— Да, пожалуй, уже ни к чему, — сказал Вениамин и усмехнулся опять.
А мы уставились на него, ожидая, что же он покажет нам.
— Видели? — произнес Вениамин и опустил руку, которой прикрывал глаз, и нам открылся лиловый синяк под глазом. — Так оскорбили вашего верховного главнокомандующего, — с торжественной скорбью произнес Вениамин.
— Кто же это сделал? — сочувственно спросили мы.
— Тут один. — И Вениамин кивнул в сторону соседнего двора.
Мы поняли, что речь идет о хулигане. А мы-то уж и забыли о нем. В последний раз он приходил, чтобы сообщить свою фамилию, и с тех пор больше не появлялся в нашем дворе.
— И что, он взял и прямо ударил? Ни с того ни с сего? — спросила Зоя.
— Я спросил его про кличку, а ему, видишь ли, не понравилось. У него, видишь ли, есть фамилия. Оладушкин — тоже мне фамилия, — презрительно произнес Вениамин.
«Ого, — подумал я, — теперь в нашем дворе завелся собственный хулиган!»
— В ответ на его возмутительный выпад правой рукой я решил объявить войну. Теперь вы мои рекруты. Я собрал вас под свои знамена, — объявил напыщенно наш собственный хулиган.
— Мы пришли для другого. Ты обещал показать нам что-то очень интересное, — напомнил Феликс.
— Это что же получается? Что синяк на лице вашего вождя вас вовсе не трогает? — промурлыкал Великий Реалист.
— Трогает. Но ты же сам был виноват. Зачем обижал хулигана? — сказал Яша с упреком.
— Я же и виноват? Вы еще будете рассуждать, мои рекруты? А ну стройся! — рявкнул Вениамин. — А ты должна вот это сейчас же отдать своему командиру! — И он простер свою хищную руку к священному Зоиному бутерброду.
Такое кощунство настолько поразило нашу никогда не терявшую присутствия духа Зою, что она послушно протянула ему остаток своего прекрасного и неприкосновенного бутерброда.
Вениамин засунул его в рот целиком и зачавкал. Мне казалось, что сейчас разверзнется земля или грозно сверкнет среди ясного неба все испепеляющая молния. Но Вениамин остался цел и невредим. Он стряхнул с рук крошки, вытер губы рукавом и повелительно произнес:
— Стройся! Кому я сказал?
Ударь он кого-нибудь, и мы бы разбежались кто куда. Но его расправа над Зоиным бутербродом настолько парализовала нашу волю, что мы послушно выстроились в колонну по одному.
— Шагом марш! — скомандовал Великий Реалист, и мы покорно побрели на улицу.
Вениамин шагал сбоку на командирском месте и воинственно на всю улицу рассуждал:
— Я его сейчас ногой — раз! Он мне — раз! А я падаю на спину и ему — раз! А вы заходите сзади! И ему тоже — раз! Под ноги!
А мы чувствовали себя несчастными, потому что нас гнали чинить явно несправедливое дело. И самое ужасное заключалось в том, что теперь хулиган нам был ни капельки не страшен.
— Правое плечо вперед! — скомандовал Вениамин, и наш отряд вступил в соседний двор.
Оладушкин сидел на скамейке прямо напротив ворот и — неслыханное дело! — читал книгу. Услышав топот наших ног, он поднял голову и, наверное, целую вечность — так показалось мне — удивленно рассматривал нас. Потом его ноздри раздулись по-боевому, он положил книгу рядом с собой на скамейку и начал медленно подниматься.
— В атаку! Бей его! — завизжал наш верховный главнокомандующий.
И через секунду оказался на крыше сарая. А мы — Феликс, Яша и я — повисли в могучих руках Оладушкина, точно связка африканских бананов. Он держал нас за воротники и потряхивал слегка, будто сбивал пыль. Я поискал глазами Зою, думал, может, хоть та жива-невредима, но Зои не было видно.
— Эй вы, жалкие трусы! — закричал Вениамин с крыши сарая. — Трое не можете справиться с одним, да? Вперед, мои рекруты, вперед!
— Ну-ну, империалисты, вперед. А я вот что сейчас сделаю с вами, — сказал Оладушкин. — Или «салазки» загну. Или сейчас увидите «Москву», колонизаторы. Хотя нет, теперь я сделаю по-другому: предам вас суду чести.
Пока он прикидывал, как с нами поступить, мы молчали, чувствуя свою вину и понимая, что сопротивляться не имеем никакого права.
И вдруг Яша, болтавшийся где-то рядом со мной, вздохнул и сказал:
— Оладушкин, не стесняйся! Наказывай нас! Мы не обидимся на тебя. Ты ведь борешься за правое дело!
Услышав из уст пленника такую необычную речь, Оладушкин поставил нас на ноги, изумленно спросил:
— А что же вы тогда, если знаете? Я-то что, я ведь раньше был темный человек, не понимал, что благородно, а что не благородно. А вы, ай-яй-яй, такие воспитанные дети и вдруг сознательно вторглись на мирную территорию.
Можно было все свалить на нового жильца, но, наверное, это было бы не совсем справедливо. Тут и наша была вина. Мы ведь даже не подняли восстания против тирана. Так что уж лучше было промолчать. И мы промолчали.
— Впрочем, я все понимаю, — сказал Оладушкин. — Вот кто виноват во всем! Этот кровавый диктатор! Этот истребитель мирных индейцев! — И он направился к сараю.
— Мама! — завопил Вениамин и полез на гребень крыши.
Будто услышав его призыв, в соседский двор вбежали Зоя и Базиль Тихонович.
— Оладушкин, ты опять за свое? — крикнул слесарь.