Потом, упав на пол с последним аккордом, я почувствовала, что меня отпустило – все отпустило. Но, как все хорошее, это тоже закончилось – от дверей зала раздались хлопки, и хлопающим придурком оказался, разумеется, Костя…
– О-фи-гительно лежишь, дорогая, просто блеск!
Как вы думаете, я заехала ему по морде? Если «да», отсылайте эсэмэску с цифрой один, если «нет» – с цифрой два. Шутка!
Пришлось захлопнуть дверь прямо перед его наглой рожей и пожалеть, что дверь закрывается внутрь, а не наружу, иначе уж совсем бы хорошо припечаталась.
Настроение испортилось совершенно – так все хорошо шло, и на тебе! Явился…
* * *
Я вернулась домой за полночь, надеясь, что Саша уже лег и мне не придется пить с ним чай и разговаривать – совсем не было сил. Но он сидел за компьютером и, кажется, даже не слышал, как я вошла. Приблизившись, я заглянула через плечо, чтобы поинтересоваться, во что так погружен мой супруг, и едва не закричала от ужаса. На экране монитора Сашка прокручивал фотографии, на доброй части которых была я… Я, черт возьми, это же мои снимки, сделанные Костиком! Как он узнал, откуда?!
– А, это ты? – заметил мое присутствие Саша, и я даже не сразу поняла, что он не имеет в виду фотографии, так как быстро свернул окно.
– Д-да…
– А поздно так чего?
– Работали… а… – Я вопросительно кивнула на монитор, и муж рассмеялся:
– Ну, не будь ханжой, Лора! Подумаешь – порнушку глянул, делов-то!
Ни в тоне, ни в выражении лица я не усмотрела ни намека на то, что он меня узнал, и почувствовала облегчение.
– Ты ужинал? – перевела я разговор на более безопасную тему.
– Да, спасибо. Может, чаю?
– Нет, я хочу в душ и спать. Очень устала.
– Жаль-жаль… я хотел поговорить, в голове сумбур какой-то.
Я почувствовала себя обязанной выслушать его – в конце концов, мы не так часто стали проводить вместе время.
– Ну, наливай пока, я быстренько ополоснусь и вернусь.
Разговор оказался довольно странным. И предыдущий разговор о маньяке имел к нему непосредственное отношение. Оказывается, в Сашкино агентство обратилась одна из потерпевших с просьбой помочь ей отыскать насильника.
– И ты взялся?
– Я пока думаю. У меня нет специалистов, работавших или сталкивавшихся когда-либо с такими психотипами.
– А сам?
– А сам я не могу. Понимаешь, Лора, не могу больше в грязи рыться, за время работы в органах наелся этого – во! – Он провел рукой по шее.
В принципе я его понимала. Работа в розыске в свое время очень тяготила Сашу, и, как только он окончил университет, сразу же уволился, благо к тому моменту адвокатская контора уже приносила стабильные деньги и имела клиентуру. Я тогда почувствовала, как ему физически стало легче жить. Так что и сейчас я прекрасно понимала его нежелание связываться с делом о маньяке.
– Но ведь дело же завели в уголовке? Так пусть они и ищут.
– Да я так ей и сказал. Но она настаивает, сказала, что в уголовке не преуспеют, а в частном порядке вполне можно.
– Слушай, я не думаю, что это вообще в компетенции частных сыщиков. Тем более что случай уже не единичный.
– Вот я на это и сослался. Но что-то мне подсказывает, что она так и будет ходить к нам как на работу.
Я поднялась и обняла мужа за шею:
– Саш… ну, походит – и перестанет.
– Надеюсь. – Он чмокнул меня в запястье. – Пойдем спать, а то я завтра рано уеду.
* * *
Как легко оказаться заложницей собственной жалости… Я его жалею – и всегда в ущерб себе.
Костю осенила очередная мысль.
– А давай мы ангела сделаем? Крылья черные есть, белый латекс, сапоги – и я тебя вон на том крюке зафиксирую, чтобы как будто в полете.
У меня проскользнула мысль, что надо отказаться, но потом, когда я взглянула в горящие азартом глаза Кости, поняла, что не могу убить его идею. И согласилась. И в итоге через десять минут съемки оказалась на полу с вывихнутым плечом.
– Что ты, придурок, даже ремень нормально затянуть не можешь?!
«Отличный» хирург испугался так, что мне стало уже не больно, а его жалко. Костя забыл начисто, что надо делать, – вот тебе и безопасный секс с врачом! Потом стало еще смешнее: он позвонил приятелю-травматологу, который приехал с обезболивающим и огромной иглой-трехгранкой. Когда врач стал мне колоть в сустав лекарство, Костя едва не вырубился. А кололи-то мне, между прочим! Причем еще и мизансцена была та…
Я в белом латексном комбинезоне и с черными крыльями за спиной, рука отдельно от туловища, на запястьях следы, а в комнате… кошмар – бардак садиста, какие-то ремни валяются, маски – черт-те что! (До сих пор не знаю, что подумал о нас Владик.)
Самое неприятное заключалось в том, что прийти домой в повязке я не смогу, придется терпеть сумасшедшую боль и быстро лечь в кровать, сославшись на недомогание. Костя, разумеется, будет присылать эсэмэски всю ночь, телефон чуть не взорвется… как всегда.
– Я тебя люблю, ты знаешь?
– Не выдумывай.
– Я не выдумываю.
– Ты придумал меня, и это тебе нравится. Ты не меня любишь, а воплощение своих фантазий, то, что по другую сторону объектива. Я не такая, Костя, и ты это знаешь.
(Черт, я ненавижу это, меня не заводят вербальные выражения эмоций, красивая болтовня, я люблю действие, а не слова, потому что переговорить меня ему не удается – не та подготовка.)
– Иди сюда, – он тянет меня с пола на кровать, забрасывает мои руки себе на шею. – Духи новые?
– Старые.
– Нет – они не так пахли раньше.
– Ты просто редко на это обращаешь внимание.
Я знаю, что теперь уже ничего не будет – никакого секса, ничего. Он просто ляжет на кровать, уложит меня сверху так, как есть – в наручниках, – и будет смотреть мне в лицо. Я его ненавижу за это, хотя должна бы, наверное, любить. Поэтому я и не впускаю его в мою эмоциональную сферу – чтобы не поехала крыша у меня. Равновесие удерживаю, так сказать.
– Скажи мне, чего ты хочешь сейчас?
Да ничего уже не хочу, неужели этого не видно?! Вообще – ничего!
– Не молчи – я ведь вижу…
У меня болит голова от его вопросов, все раздражает.
– Сними наручники!
– Нет! – моментально реагирует он, поняв, что непростительно расслабился. Знает, что стоит только ему снять «браслеты», я встану и уйду. Для вящей убедительности второй парой он пристегивает меня к спинке кровати. Неудобно, черт, и плечо начинает болеть… Он больно целует меня в губы – вот, опять придется пользоваться красной помадой, иначе будет видно… В глазах Кости что-то такое светится, чего я никак не могу понять. Я его не боюсь – и никогда не боялась, что угодно – но только не это. Я знаю, что его это жутко злит, просто вымораживает. Ну, я уже все сделала, чтобы его из себя вывести! Бесполезно… Человек-кремень, елки зеленые… Ну не могу я открытым текстом сказать: ну, вот такая я дура!