Во всем этом потоке многословия, однако, вскрылась действительно удивившая его подробность: если верить настоятелю, то Хулия Альварес была замужем за американским подданным.
Поэтому инспектор и звонил в комиссариат с просьбой прислать ему все имеющиеся сведения об этой парочке.
Фигейрас сидел, уткнувшись в компьютер, в патрульной машине, когда ощутил, что атмосфера вокруг словно сжимается. Лопасти вертолета месили пропитанный туманом воздух над площадью, от поднявшегося ветра задрожали даже камни брусчатки. Инспектор уже успел забыть о своем приказе и о том, насколько опасно было в такой дождь заставлять единственный имеющийся в распоряжении вертолет лететь над городом. Но времени на раскаяние ему не хватило. Раздался еще один звонок.
— Фигейрас.
— Инспектор? — Это был голос старшего комиссара.
— Да, слушаю.
— Готова информация, которую вы просили. Во-первых, у нас нет никаких материалов на Хулию Альварес. Ни дорожных происшествий, ни штрафов за парковку, вообще ничего. Известно только, что она имеет докторскую степень по истории искусств и написала книгу о Пути святого Иакова под названием «Путь инициации». На мой взгляд, немного отдает эзотерикой. Собственно, и все.
— А вы хорошенько погуглили?
— За кого вы нас принимаете, инспектор? — недовольно отозвался шеф.
— Простите, вы правы, — засопел Фигейрас. — Продолжайте, прошу вас.
— А вот ее муж и вправду любопытная фигура.
— Да уж, представляю.
— Мартин Фабер — климатолог. Причем из лучших. Честно говоря, никто не может понять, что он здесь делает. В две тысячи шестом году он опубликовал работу о таянии вечных снегов в основных горных массивах Европы и Азии и даже получил за нее премию ООН. Его прогнозы, кажется, сбываются неукоснительно. У него впечатляющая репутация в научном мире. Но самое забавное, инспектор, это… Ладно, потом. Он закончил Гарвард и был завербован Агентством национальной безопасности США, где и работал вплоть до женитьбы на Хулии, после чего подал в отставку и переехал сюда, к жене.
— Ее муж — шпион?
— В буквальном смысле да. — Комиссар понизил голос. — Плохо то, что дальнейшая его биография засекречена.
— Как удачно.
Глазки инспектора бойко засверкали за стеклами очков. Ему показался любопытным совпадением тот факт, что тип, допрашивающий в настоящий момент свидетельницу, и ее муж работают на одну и ту же разведывательную службу. «Идет какая-то крупная игра», — пробурчал он себе под нос.
— А известно, когда они поженились, комиссар?
— Я пока не нашел запись в реестре актов гражданского состояния. Однако через архив материалов по гражданам США, проживающим в Испании, мне удалось выяснить, что они вступили в брак в Великобритании. И знаете, что еще? Крайне примечательный факт из таможенного архива…
— Давайте, комиссар, не томите…
— Похоже, супруги Фабер прожили год в Лондоне, занимаясь темой, весьма далекой от профессиональных интересов их обоих. Они заделались скупщиками антиквариата. Но при переезде сюда, чтобы не тащить лишних вещей, продали все. Все, за исключением двух камней Елизаветинской эпохи, которые они задекларировали в Комиссии по культурному наследию.
— Два камня?
— Два древних талисмана. Занятно, правда?
Замелькавшие перед глазами картинки, казалось, не имели никакого отношения к реальной действительности. Они напоминали фрагменты программы новостей или, хуже того, кадры из плохого фильма о войне в Персидском заливе. Честно говоря, я бы сразу отвела взгляд, если бы не узнала человека в оранжевом тряпье, сидящего в центре экрана. Боже мой! Как только я увидела его угловатую фигуру, черты лица, его большие сильные руки, связанные веревкой, и эту недовольную гримасу, в которую складывались его губы всякий раз, когда ситуация оборачивалась не так, как он хотел, я тотчас же поняла, что не в силах смотреть дальше.
— Что… что это? — пролепетала я.
Полковник Аллен остановил запись:
— Это видеодокумент, подтверждающий, что заложник жив. Он был получен на прошлой неделе из неизвестного пункта в турецкой провинции Северо-Восточная Анатолия. Как видите, здесь заснят…
— Мой муж, я вижу, — оборвала я, ощущая ком в горле от тоски и страха. Непроизвольно я крутила на пальце обручальное кольцо, пытаясь совладать с подступающими рыданиями. — Но как же это возможно? Кто его похитил? И зачем? Чего они хотят?
— Успокойтесь, прошу вас.
— Успокоиться? — хрипло проговорила я. — Как вы это себе представляете?
Официант кафе «Кинтана» бросил быстрый взгляд в нашу сторону, когда услышал мой истерический тон. Голос мой зазвенел от злости, слезы брызнули из глаз, а грудь сдавило от нехватки воздуха. Взяв меня за руки, полковник многозначительно посмотрел на официанта, то ли запрещая ему соваться не в свое дело, то ли убеждая, что все в порядке. Так или иначе, тот убрался в другой конец зала.
Аллен снова переключился на меня:
— Я отвечу на все ваши вопросы, сеньора Фабер. По крайней мере на то, что известно мне и моему правительству. Но мне нужно, чтобы и вы в свою очередь нам помогли. Вы понимаете?
Я не могла ответить. Мой взгляд был прикован к застывшему изображению Мартина. Его с трудом можно было узнать. Эта многодневная щетина, всклокоченные волосы, покрытая язвами кожа… Меня охватили мучительные угрызения совести. Как я могла быть такой бесчувственной? Почему отпустила его одного в такое путешествие? В моей памяти вспыхнули яркие воспоминания о нашей последней ссоре. Она произошла незадолго до его вылета в Ван, близ Арарата. Я бросила ему в лицо горькое обвинение в том, что целых пять лет он использовал меня в своих экспериментах, и поклялась, что никогда больше не буду принимать в них участие. «Даже во имя нашей любви?» — спросил он, удивленный моей яростью. «Ни за что на свете!» Теперь же я проклинала свой характер. Неужели это я довела его до такого положения?
— Во-первых, вы должны знать, что одна террористическая организация взяла на себя ответственность за его похищение, — уточнил Аллен, игнорируя мои стенания. — Это Рабочая партия Курдистана, нелегальное политическое движение марксистского толка, десятилетиями оказывающее сопротивление турецким властям. Хорошая новость состоит в том, — он улыбнулся, — что за ними числится длинный список похищений, но большинство заложников, в конце концов, остались живы. Менее хорошее известие — это то, что в данном случае они действовали на удивление безупречно. Не оставили никаких улик, никаких ниточек. По правде говоря, даже наши спутники не смогли их обнаружить.
— Спут…ники? — пробормотала я, подавляя всхлип и не веря своим ушам.
— Мое правительство обращается к вам, и это наша последняя надежда. — Полковник вновь разулыбался. — До знакомства с вами ваш муж сотрудничал в ряде проектов первостепенной важности для нашей страны. Он владеет деликатной информацией, которая никак не должна попасть в чужие руки, тем более в эти. Поэтому я здесь. Я хочу помочь вам спасти его, но и вы должны нам помочь. Вы меня понимаете?