Сильной примесью дворняги. Псина вертела мордой, капала слюной прямо ему на рубашку и радостно виляла хвостом.
– Рольф! Рольф! Я кому сказал! – Ричардс увидел пару ног в джинсах, а потом и мальчика, который оттаскивал собаку назад, – Ой, извините, мистер, он не кусается, он слишком большой болван, чтобы кусаться, он мирный пес… Рольф, ты заткнешься? Вы потерялись?
Мальчик держал Рольфа за ошейник и смотрел на Ричардса с нескрываемым интересом. Ему было лет 11. Он был хорошо сложен, и на его симпатичном лице не было заметно пятен и бледности – верных признаков горожанина. Было что-то чужое и подозрительное в его чертах, почему-то знакомых. Через минуту Ричардс понял, что, – невинность.
– Да, – сказал он, – я заблудился.
– Вы, наверное, сильно ушиблись.
– Да уж. Ты не мог бы наклониться и посмотреть, сильно ли у меня поцарапано лицо? Я не могу разглядеть, ты же понимаешь.
Мальчик наклонился и обследовал лицо Ричардса. Никаких признаков того, что его узнали. Ричардс остался доволен.
– Все в колючках, – сказал мальчик (он немного гнусавил, как житель Новой Англии) насмешливым тоном, – но жить будете.
Его бровь изогнулась:
– Вы сбежали из Томастона? Я знаю, что вы не из Пайнлэнда. Вы не похожи на дебила.
– Ниоткуда я не сбежал, – сказал Ричардс, гадая, правда это или нет, – я добирался автостопом. Дурная привычка, приятель. Ты сам-то не пробовал?
– Не-а, – искренне заявил мальчик, – сейчас по дорогам гоняют всякие идиоты. Так отец сказал.
– Он прав, – заметил Ричардс, – но мне просто нужно попасть в… – движением пальцев он дал понять, что название только что вылетело у него из головы, -…как его… ты знаешь… аэропорт.
– Наверное, Войт Филд?
– Точно.
– Так это же в ста милях отсюда, мистер. В Дерри.
– Знаю, – печально произнес Ричардс и провел рукой по шерсти Рольфа. Собака услужливо перевернулась на спину и изобразила труп. Ричардс подавил в себе болезненный смешок, – я подсел на границе Нью-Гемпшира к трем мудилам. Так они меня избили, стырили мой бумажник и выбросили меня в каком-то заброшенном торговом центре…
– А-а, знаю это место. Не хочешь зайти в дом и перекусить?
– Я бы рад, но нет времени. Мне нужно сегодня попасть в этот аэропорт.
– Снова пойдешь ловить машину? – глаза мальчика округлились.
– Придется, – Ричардс привстал и вновь опустился на землю, как будто его посетила гениальная идея, – Слушай, окажи услугу.
– Попробую, – осторожно сказал мальчик. Ричардс достал обе пленки. Это специальные чеки, сказал он бойко. Если ты бросишь их в почтовый ящик, моя компания переведет в Дерри для меня кучу денег. Очень меня обяжешь. Это то, что мне нужно.
– Даже без адреса?
– Так дойдет.
– Ладно. О'кей. В Джэролде есть почтовый ящик. – Он поднялся (его неопытное лицо не могло скрыть то обстоятельство, что он был уверен, что Ричардс врал ему прямо в глаза), – пошли, Рольф.
Он дал мальчику отойти на пятнадцать футов и позвал снова:
– Нет. Ну-ка вернись.
Мальчик вернулся на дрожавших ногах, и по лицу его было видно, как ему страшно. Не мудрено – история Ричардса трещала по всем швам.
– Я сказал тебе все, и почти одну правду. Но я не хочу, чтобы ты проболтался.
Октябрьское утро приятно грело ему спину и шею, и он рад был бы остаться до вечера в этом ненадежном убежище. Он поднял пистолет и положил его на траву. Мальчик смотрел во все глаза.
– Правительство, – тихо произнес Ричардс.
– Да ну-у, – мальчик набрал воздуху. Рольф сидел рядом, свесив розовой язык на бок.
– Я гоняюсь за крутыми ребятами. Видишь, как они меня обработали. Эти пленки нужно переправить.
– Я отправлю их, – затаив дыхание сказал мальчик. – Подожди, а может мне сказать…
– Никому! Не говори никому 24 часа, – сказал Ричардс и зловеще добавил: – Возможны ответные меры. Так что до завтрашнего дня и этого часа ты меня Никогда не видел. Ясно!
– Да. Конечно.
– Ну, тогда за дело. И спасибо, приятель, – он протянул руку, и мальчик благоговейно пожал ее.
Ричардс видел, как он спустился с холма – мальчик в красной майке с радостно бегущей рядом собакой.
– Почему моя Кэти не сможет завести что-нибудь подобное?
Его лицо скривилось в пугающую и совершенно бессмысленную гримасу ярости и ненависти. Он проклял бы самого Бога, если бы в темноте его мыслей не возник сам собой более подходящий объект для ненависти – Федерация Игр. А за ней, как тень более мрачного Бога, – Система.
Он следил за мальчиком, пока тот, казавшийся крошечным на расстоянии, не бросил пленки и почтовый ящик.
Затем он онемело поднялся, оперся на костыль и поплелся обратно в кусты в сторону дороги.
Значит, аэропорт. И, возможно, кто-то еще заплатит по счетам прежде, чем все будет кончено.
Счет продолжается…
Он заметил перекресток в миле и оставил отметку на гравийной насыпи между лесом и дорогой. Усевшись с видом человека, который отчаялся поймать машину и теперь просто наслаждается осенним солнышком, он стал ждать. Первые две машины он пропустил: в каждой видели по двое парней, и соотношение было не в его пользу.
Но когда появилась третья машина, он поднялся. Чувство реальности вернулось к нему. Весь этот район прочесывается – неважно, как далеко ушел Парракис. Следующей может оказаться полицейская машина, и тогда – крышка.
В машине была женщина, и она была одна. Притормозила, даже не взглянув на него – хичхайкеров игнорируют, и мало в ком они вызывают симпатию. Он дернул правую дверцу и вскочил в машину в тот самый момент, когда она начала разгоняться. Отчаянно уцепившись за стойку, он волочился здоровой ногой по земле. Скрип тормозов, машину развернуло.
– Что… кто… как вы смеете…
Ричардс навел на нее пистолет, понимая, что выглядит как человек, прокрученный в мясорубке. Устрашающий вид шел на пользу делу. Он втянул ногу и захлопнул дверцу.
Она была одета в городском стиле. На ней были синие солнечные очки. И сама – ничего себе.