Когда у Пашки ничего не получилось и с новым скребком, ребята просто от смеха покатились. Но старуха прикрикнула на них, и они умолкли, а старуха подошла к Пашке, взяла его ладонь своими сухими сильными пальцами и стала водить его рукой, чтобы научить Пашку пользоваться скребком. Пашка не сопротивлялся, не то совсем засмеют. Он постарался сделать так, как показала старуха, и – не сразу, правда, – у него стало получаться.
«В конце концов, – подумал Пашка, – у меня за плечами пять классов школы и еще тридцать тысяч лет. Я знаю миллион разных вещей, о которых вы и представления не имеете. Я вас могу только жалеть – какую первобытную некультурную жизнь вы ведете».
Вот, например, этот скребок. Ну что бы его не сделать железным, то есть ножом? Надо будет рассказать им, как делать железные ножи.
– Железо, – сказал он старухе. – Железо хорошо. Мы бы этого ленивца в два счета разделали.
Старуха кивнула, теперь она ничего не поняла. Может, подумала, что Пашка благодарит ее за науку.
«Ну а если железа у вас пока нет, – продолжал мысленно размышлять Пашка, – мы можем заострить скребок по-другому. Как это сделать? Наверное, надо найти большой камень и об него молотить!»
Поскольку работа над разделкой ленивца шла своим ходом, а от Пашки пользы было мало, никто не стал возражать, когда новенький троглодит отошел в сторону, сел над самым обрывом, где лежала каменная плита, и принялся молотить по этой плите своим скребком.
От его ударов сыпались искры.
Он молотил, молотил, в раж вошел, разозлился и тут почувствовал, что его кто-то, крепко схватив за ухо, поднимает. Пашка постарался обернуться, но было больно, и он лишь по голосу догадался, что это Мама.
Она взяла с плиты скребок и стала его крутить в свободной руке.
– Ой, плохо! – зарычала она. – Скребок хороший, Седой плохой. Зачем скребок ломал? Зачем тупой делал? – И отвесила Пашке подзатыльник.
И поскольку ему давно никто, кроме мамы, не давал подзатыльников, Пашка вспылил и кинулся на нее с кулаками. Он все равно не воспринимал ее ни как настоящую женщину, ни как вождиху, а считал большой обезьяной.
Ну, тут он получил! Его колотили, молотили, крутили, кидали, швыряли – только что в землю не закопали.
– Сдаюсь! – закричал наконец Пашка. – Сдаюсь же, кому сказал.
Вождиха отпустила провинившегося мальчишку и стала ему выговаривать:
– Мама – главная. Нельзя бить. Плохо.
– Ой, плохо! – говорили остальные и качали головами. Они стали объяснять Пашке как могли, где словами, где руками, что если поднять руку на вождя, то не будет порядка в племени. А не будет порядка, любой враг может перебить несчастных троглодитов. Они принялись рыдать, размазывая по грязным лицам слезы, и даже Мама присоединилась к рыданиям.
– Ну кто сказал, что вы нечувствительные! – воскликнул Пашка. – Просто кружок по вышиванию!
Он сразу почувствовал себя умнее и сильнее троглодитов. Они же как дети. Они дикари. И обращаться с ними надо как с детьми. Конечно, он мог бы стать вождем племени, но для этого надо ввести у троглодитов демократию и выборы. И еще не известно, стоит ли этим заниматься. Научишь их демократии, а потом практика кончится, и что они без тебя с этой демократией делать будут? Вдруг они для нее не созрели?
Конечно, вести себя надо умнее. Не стоит переделывать их примитивные орудия. Надо пойти по пути изобретения новых!
Так что Пашка покинул своих соплеменников, которые все еще шумели у пещеры, и спустился к реке. Там его никто не будет отвлекать от мыслей.
Река оказалась не очень широкой, но довольно быстрой, и, хотя в этих краях стояло позднее лето, погода была не из лучших – так, на уровне октября. С утра собирался дождь и все никак не мог толком начаться.
Пашка спустился к воде. Первым делом ему хотелось умыться. Он бы и искупался, но место незнакомое, течение быстрое, и неизвестно, какие гады тут водятся.
Умываясь, Пашка осматривался вокруг, стараясь найти подходящие камни, чтобы сделать из них настоящие орудия, достойные человека. Камней было немного, трава подступала к самой воде, и Пашка понял, что, наверное, все хорошие камни троглодиты уже растащили, и придется идти дальше, куда они еще не добрались.
Шагов через двадцать Пашка отыскал сразу несколько хороших булыжников – они лежали в быстрине на мелководье. Пашка зашел в воду. Он был, естественно, босиком, но состав, которым в Институте времени намазали ему ступни, охранял их от колючек и всяких острых предметов, словно прозрачные тапочки.
Пашка взял один камень, он ему не подошел, потом другой – получше. И третий... Нет, этот тоже не годится.
Он размахнулся и бросил ненужный камень в сторону. Тот плюхнулся в реку, вода забурлила, и из нее высунулась оскаленная пасть неизвестного Пашке чудовища. Оно смахивало на крокодила или на небольшого дракона. У него были короткие передние лапы, покрытые чешуей, с когтистыми пальцами.
Крокодил метнулся за Пашкой, в мгновение ока оказался на берегу и угрожающе зарычал.
Пашка стал отступать вверх по склону. Может, и стоило позвать на помощь, но конечно же ему было стыдно, и он молчал.
У крокодила оказалось короткое толстое туловище, хвост едва доставал до земли. Чудовище размахивало этим коротким хвостом и било им по деревьям и кустам.
Пашка понял, что не может тягаться с этим крокодилом или кто он там, тем более что на дороге попался густой куст и Пашка застрял в нем, как в паутине.
Хриплый крик вырвался из его уст.
На счастье, поблизости оказалась старуха, которая всегда с такой злобой смотрела на Пашку. Она, видно, собирала какие-то корешки.
При виде Пашки старуха выпрямилась и бросила корешки на землю. Похоже, она испугалась куда больше Пашки, потому что заверещала, словно поросенок.
Пашка все бился в кусте, но от старухиного верещания крокодил оторопел и остановился. Наверное, теперь он не знал, на кого кидаться.
И тут на подмогу сверху скатился пес. Пещерный ископаемый пес, похожий и на собаку, и на лисицу, и на енота – видно, окончательное формирование еще не произошло. Но лаять он умел великолепно, крокодила вовсе не испугался, а стал, заливисто лая, прыгать на него.
Крокодил несколько раз открыл и закрыл пасть, будто просил прощения, и начал пятиться вниз по склону, неосторожно оступился и потерял равновесие. Конец своего пути к реке он катился как бревно. Пашка чуть было не рассмеялся.
Старуха сразу стала кричать на Пашку, слов он не понимал, но смысл конечно же улавливал: «Куда ты суешь свой нос, так можно и вовсе без носа остаться! Видели бы тебя дедушка или мать – они бы этого не пережили!»
Пашка отмахнулся от глупой старухи.
Пес подбежал к нему, стал прыгать вокруг, потом лег на спину – все четыре лапы кверху, – ну, как настоящий! Пашка погладил его и тут же отдернул руку – на нем, наверное, миллион блох!