Его сын находился в детской на руках у седой полной шотландки, чья зарплата была непомерно высокой, но у его сына должно быть только самое лучшее. Прежний воспитанник миссис Бербридж, которого она нянчила с детства, обладатель графского титула, недавно поступил в университет.
– Доброе утро, – ответила на его приветствие пожилая женщина с отчетливым шотландским акцентом. – Не хотите подержать своего сына?
– Конечно, – испытывая невольный страх, сказал Никос. Ему еще никогда не приходилось держать детей. С некоторой опаской он взял ребенка на руки.
– Ну же, мистер Ставракис, – подбодрила его женщина. – Прижмите его крепче. Он не кусается.
Личико малыша сморщилось, губы задрожали. Очевидно, он все-таки держал его как-то не так, и сын возмутился против такого обращения. Раздалось пока еще тихое похныкивание.
– Я сделал что-то не так? – Никоса прошиб холодный пот.
– Все так, – успокоила его миссис Бербридж. – Просто ваш сын проголодался, вот и все. Его мать здесь? Если нет, я сейчас приготовлю ему детскую смесь.
Никос чувствовал себя таким беспомощным, что не мог оставаться в детской ни секунды более.
– Я… мне нужно уйти. Я зайду позже. – Он передал ребенка удивленной миссис Бербридж, готовясь ринуться к двери, но почти сразу остановился как вкопанный.
Анна стояла на пороге и осматривала детскую.
– Ты ничего не изменил, – недоуменно сказала она.
Услышав недовольный плач, Анна быстро подошла к няне и привычным движением взяла ребенка. Плач скоро затих. Продолжая качать сына на руках, она кивнула сначала на стену, разрисованную животными и деревьями, а затем на голубые шторы.
– Я была уверена, что Линдси переделает комнату по своему вкусу.
– При чем здесь опять Линдси? И почему я должен был что-то менять? Только напрасная трата времени.
Не говорить же ей, раздраженно подумал Никос, что он ничего не поменял, потому что детская ему очень нравилась. И еще потому, что он любил вспоминать счастливое лицо Анны, когда она придумывала дизайн и обставляла комнату по своему вкусу…
Никос огляделся. Он пришел сюда в первый раз с того дня, как Купер позвонил ему и сказал, что Анна пропала. Тогда он был уверен: ее похитили с целью выкупа. О том, что с ней случилось еще что-то более ужасное, думать себе он запретил. Когда через пару суток не поступило ни одного звонка, кто-то из нанятых детективов предположил, что Анна просто ушла. Никос тогда чуть не вышиб из него дух, ведь он был уверен в ней, несмотря на их непрекращающиеся споры по поводу ее работы и семьи.
И каким же дураком она выставила его перед всеми, когда предположение детектива подтвердилось!..
– Я миссис Бербридж, няня вашего сына. Полагаю, вы его мать? Рада встрече, миссис Ставракис.
– Я не… Няня? – Анна бросила взгляд на Никоса. – Я в состоянии сама позаботиться о Мише.
Имя сына неприятно резало слух. Никос прикинул, не поздно ли изменить его на Андреаса, и с сожалением констатировал, что уже думает о своем сыне как о Майкле, пока – Мише. Нет, менять имя слишком поздно.
– Мне очень жаль, миссис Бербридж, но мы не нуждаемся в ваших услугах.
– Нуждаемся, – перебил Никос Анну, сверля ее взглядом. – Я пока не решил, сколько ты здесь пробудешь.
– Что значит, сколько пробуду? Пока Миша не подрастет.
– Это ты так думаешь, – он прищурился, – но не заблуждайся. Ты исчезнешь из этого дома сразу, как только исполнишь свои прямые материнские обязанности. Предположим, когда ты перестанешь кормить его грудью. Это сколько? Несколько месяцев?
Он удовлетворенно заметил, как побелело ее лицо.
Не он один. Миссис Бербридж выглядела немного смущенной, направляясь к двери.
– Если вы оба здесь, мне не обязательно находиться рядом с ребенком. Надеюсь, вы извините меня… – Она скрылась за дверью.
Никос даже не заметил ее ухода.
– Ты не можешь просто выкинуть меня. Я его мать! У меня есть права.
– Ты опять заблуждаешься. Я могу вышвырнуть тебя отсюда в любой момент. Скажи спасибо, что ты еще на свободе.
– И почему я еще на свободе? – с вызовом спросила Анна, но в ее глазах плескался страх.
– Из-за сына. Пока ты ему нужна, но это не будет длиться вечно. Если ты еще раз выкинешь какой-нибудь номер, то моментально окажешься за дверью.
– Ты не посмеешь!
– Сомневаешься? – Он покачал головой. – Ты и вся твоя семейка, кичащаяся своим аристократическим происхождением, когда в этом мире в цене только деньги и власть, но никак не голубая кровь, неужели ты все еще считаешь, что весь мир создан для вашей потехи?
– Не приписывай мне своих мыслей!
– Разве не так? Я не хочу, чтобы ты заразила этой дурью моего сына! – Никос презрительно скривил губы. – Ты дочь вора, не забыла? И сама недалеко ушла от своего отца, самовлюбленного, эгоистичного мерзав… – он оборвал себя на полуслове, сообразив, что говорит вовсе не о ее отце.
Анна понимающе улыбнулась.
Никос сжал кулаки. Она чертовски много знает. С той самой ночи, когда был зачат Майкл. Когда Никос повел себя так непростительно глупо и излил ей душу, не подумав о том, что сам же вкладывает в ее руки оружие, которое она когда-нибудь сможет использовать против него.
Но в ту ночь он был раздавлен тем, что узнал о своем отце. Не зная, как избавиться от боли, терзавшей его сердце, он примчался к своей идеальной секретарше в надежде, что она облегчит его страдания и вернет пошатнувшийся мир на место. А закончилось все тем, что он оказался в ее постели. И как бы красива она ни была, Никос никогда не позволил бы этому случиться, будь он в своем уме. Слишком уж важное место к тому моменту занимала Анна в его работе и в его жизни, чтобы все бездумно испортить. Но случилось то, что случилось. С того дня он не знал покоя. Ребенок снова захныкал.
– Проголодался, малыш? – улыбнулась Анна сыну и неуверенно посмотрела на Никоса. – Ты не возражаешь, если я его покормлю?
– Совсем наоборот. – Никос опустился на софу и указал на кресло-качалку.
– Ты не выйдешь? – изумилась Анна.
– А нужно? – в свою очередь осведомился он:
– Ты спятил.
– Не согласен. Все, что ты можешь предложить, я уже видел.
Не совсем так. Впервые за все время, что они знакомы, она не напоминала себя прежнюю – строгую, всегда застегнутую на все пуговицы секретаршу с железным самоконтролем. Но никакая одежда не могла скрыть ее безупречной фигуры. Вот и сейчас под мешковатой рубашкой он видел идеальные полушария ее грудей, которые сейчас казались больше, чем он помнил. О нет, он ничего не забыл. И как она стонала и извивалась в его руках, когда он накрывал ее грудь своими руками, брал в рот чувствительные соски, терзая их языком и зубами. И как она просила его прекратить…