Сопротивление Кэти было подавлено, когда он развернул ее к себе и нежно поцеловал.
— Ты сделаешь это для меня? — хрипло пробормотал он, оторвавшись от нее.
Кэти взглянула на его сильный, чувственный рот. Она не могла ему сопротивляться. Он хотел ее так сильно, что уже почти не владел собой. И она так же сильно желала его.
— Да, — прошептала Кэти.
Его объятия яростно сжались, когда он захватил ее губы жадным, ищущим поцелуем. Когда ее губы раскрылись, он застонал от удовольствия, и этот звук вызвал в Кэти какой-то первобытный отклик. Она бесстыдно отвечала на его страсть, желая доставить ему такое же удовольствие, какое он давал ей. Она целовала его так же чувственно, как и он ее, ее руки возбуждающе скользили по его спине и плечам, а ее тело изгибалось под ним.
Ей было почти больно, когда он прервал поцелуй и поднял голову. Все еще трепеща от желания, Кэти открыла свои как будто сонные глаза.
В глубоких сумерках их взгляды встретились.
— Я люблю тебя, Кэти, — сказал он.
Кэти открыла рот, но не смогла сказать ни слова. У нее все сжалось внутри. Она попыталась произнести «я люблю тебя», но слова, которые Дэвид заставлял ее снова и снова выкрикивать в ту отвратительную ночь, застряли сейчас в горле, парализуя голосовые связки. Она обвила руками его шею с мучительным стоном и начала целовать в страстном отчаянии, несмотря на то что каждый мускул его тела был натянут в ожидании ее ответа.
Боль, как горячий острый нож, пронзила Рамона. Она не любит его. Черт бы ее побрал. Она не любит его!
— Я… я не могу сказать это, — судорожно произнесла она, прижимаясь к нему. — Я не могу сказать тех слов, которых ты ждешь от меня. Я просто не могу.
Рамон уставился на нее, ненавидя ее и себя за любовь к ней. Передернувшись, он хотел подняться, но Кэти яростно затрясла головой, еще крепче обнимая его и еще ближе прижимаясь к нему. Слезы хлынули из ее прекрасных глаз, блестя на длинных ресницах и стекая по щекам.
— Не переставай любить меня, — горячо умоляла она, — только лишь потому, что я еще не сказала этих слов, Рамон. Пожалуйста, не надо!
— Кэти! — резко проговорил он.
Ее мягкие губы задрожали от холода в его голосе. Он схватил ее за плечи. Он намеревался освободиться из ее объятий, решительно оттолкнуть ее от себя.
Кэти поняла это.
— Пожалуйста, не надо, — прошептала она, и у нее перехватило дыхание.
И самообладание покинуло Рамона. Он со стоном привлек ее к себе и прильнул к ее губам. Она таяла у него в руках, и ее пламя разжигало в нем глубокую страсть.
— Кэти, — страстно прошептал он, сжимая девушку в своих объятиях, когда она поцеловала его с таким пылом, которого никогда еще не выказывала. — Кэти… Кэти… Кэти…
Она любит его, он знает это! Он смог это почувствовать. Она была не в состоянии произнести слова, но ее тело говорило ему, что она любит его. Ни одна женщина не смогла бы отдавать свое тело мужчине так, как сейчас Кэти, если только она до этого уже не отдала своего сердца.
Рамон опустил ее на траву. Губы Кэти не отпускали его, а руки продолжали лихорадочно ласкать. Она разжигала в нем огонь, и Рамон расстегнул рубашку и, на все махнув рукой, бросился в любовный костер.
Его руки освободили ее от блузки и лифчика и насладились тяжестью ее обнаженной груди, нетерпеливо набухающей под его ладонями. Склонившись над ней, он захватил ее рот, а язык, ритмично входя в него, рассказывал о том, чего бы хотело его тело. И Кэти приветствовала это вторжение.
— Я умру за тебя, — страстно прошептал он. — Я до боли хочу тебя. — Он обхватил ее затылок ладонью и хрипло произнес:
— Заставь меня захотеть тебя еще сильнее, Кэти.
Она заставила. Она вложила в свой поцелуй все сердце, и Рамон со стоном удовольствия чувственно задвигался, прижимая ее к себе и желая раствориться в ее теле. Наконец он перекатился на бок, увлекая ее за собой.
Ресницы Кэти, вздрогнув, приподнялись. Рамон тяжело и быстро дышал, его лицо потемнело от страсти. Она приподняла свои губы к нему, и он начал приближаться к ней, но сдержался.
— Прежде чем это закончится, — хрипло выдохнул он, — ты сведешь меня с ума.
Кэти ожидала, что он завершит то, что они начали. Но он лег на спину и вытянулся рядом с ней, убаюкивая ее в своих объятиях. Смущенная, Кэти лежала рядом. Она не могла попять, почему Рамон внезапно остановился. Может быть, он решил, что она захотела этого? Но она этого совсем не хотела! Как он мог так подумать, когда все ее тело желало его, когда больше всего на свете она хотела доставить ему наслаждение? Она перекатилась на бок, полная намерения взять все в свои руки.
— Если я действительно свожу тебя с ума, то в этом только твоя вина, — сказала Кэти, и прежде чем он успел ответить, она начала неторопливо и соблазнительно исследовать языком контуры его уха.
Он потянулся к ней свободной рукой и обхватил за талию, лаская ее. Его рука прижимала ее крепче, и он вздохнул от наслаждения, когда она слегка лизнула его шею.
— Кэти, прекрати, — предупредил он с рычанием. — Или я сделаю это с тобой.
Кэти бесстрашно продолжала свои эротические исследования.
— Ты уже сделал, — выдохнула она. — И мне это нравится.
— И мне тоже, вот почему я прошу тебя остановиться. Кэти собрала все свои силы и приподнялась на локте. Какое-то время она задумчиво разглядывала сверкающую серебряную цепочку и медальон, лежащий на его груди, а затем подняла на него огромные, полные недоумения глаза.
— Рамон, — сказала она, проведя ногтем по цепочке и не обращая внимания на то, какой эффект на него это произвело, — тебе не приходило на ум, что мы не должны останавливаться?
Рамон схватил ее своенравную руку, удерживая от дальнейших мучительных ласк.
— Я думал об этом, — пробормотал он, — наверное, две сотни раз за последние десять минут.
— Тогда почему? Я имею в виду, почему мы остановились?
Он отвернулся и посмотрел на маленькие звезды, застенчиво сверкающие в вечернем небе.
— Потому что скоро мимо нас пойдут люди, окончившие работу.
Конечно же, это было правдой, но не поэтому он отстранился. Если бы он был уверен, что Кэти любит его, он взял бы ее где угодно, лишь бы они смогли остаться наедине. Если бы он был уверен, что она любит его, они бы занимались любовью каждый день с их приезда в Пуэрто-Рико. Если бы Кэти любила его, единение их тел только усилило бы это чувство.