Она бросила взгляд на гроб.
— Ну, вот ты её и увидел. И как она тебе?
Джикс передёрнул плечами.
— Всего лишь спящая девушка. ¿Verdad [4] ?
— И тем не менее она и спящая обладает большей властью, чем большинство нас бодрствующих.
Джил посмотрела на него, и он на всякий случай напряг мышцы брюшного пресса.
— Никак не могу тебя раскусить, — продолжала она. — Зачем ты вообще притащился к нашему поезду? Уж конечно не затем, чтобы стать покорным слугой Мэри. Ты индивидуалист, наверняка служишь только самому себе.
— Как и ты, — ввернул Джикс.
— Я здесь, потому что это весело. Обожаю любоваться, как наш драгоценный Милос изворачивается изо всех сил, изображая «папочку» для Мэриных сопляков. Но тебе здесь нечего делать. И ты ничего про себя не рассказываешь. Как по мне — так это чертовски подозрительно.
Джикс улыбнулся и подарил ей взгляд, которому позавидовала бы любая кошка. Джил, однако, осталась невозмутима. Что же в ней так интригует его? Ведь и особо привлекательной не назовёшь, а вот поди ж ты — ему доставляет удовольствие смотреть на неё! Эта девушка источала что-то такое, чему Джикс и определения не мог бы дать. Нечто похожее на аромат — резкий, грубоватый, однако не неприятный. У него даже нос задёргался. Когда он впервые встретил Джил, он проникся к ней неприязнью. Но между ненавистью и... некоторыми другими эмоциями лишь один шаг.
— Ты собираешься на жатву сегодня? — спросил Джикс.
— М-м-может быть, — промурлыкала она. — Если Милос разрешит.
«Как странно, — подумал Джикс. — Она не ставит Милоса ни в грош, однако соблюдает установленные им правила. Это так... по-кошачьи».
— Ты объята жаждой охоты и убийства, — сказал он вслух. — Будь ты человеком — быть бы тебе преступницей. А вот если бы ты была кошкой — это значило бы лишь, что ты следуешь своим инстинктам.
Она презрительно скривила губы.
— Я не занимаюсь фурджекингом [5] , — процедила Джил. — Хочешь знать, что я об этом думаю? Извращение для фриков — вот что я об этом думаю!
— Ты говоришь так, потому что никогда не пробовала. — Он придвинулся ближе к ней. — Разве тебе никогда не хотелось стать чем-то совсем другим? Чем-то... необыкновенным? — Он протянул к ней руку. — Потрогай мою кожу.
— Это ещё зачем?
— Дело не только в цвете и пятнах. Она и на ощупь похожа на мех.
Она осторожно провела вытянутым пальцем по бархатной поверхности его предплечья — так, будто трогала змею.
— Это займёт очень долгое время, — проговорил он, — но ты сможешь превратить себя в то, во что обычно вселяешься. — Теперь он смотрел ей прямо в глаза. — Так далеко на север ягуаров нет, но зато здесь, я думаю, водятся горные львы [6] ... Если бы ты стала львицей, я бы мог быть твоим львом.
— Фу, мерзость! — сказала она, но Джикс лишь улыбнулся.
— Твои губы говорят «нет», но твои глаза рассказывают совсем другую историю.
Услышав это, Оторва Джил, которая никогда и ни перед кем не отступала, сделала большой шаг назад.
— Ладно, хватит трепаться, Симба [7] .
— Пока хватит, — согласился Джикс. Улыбка ни на секунду не покидала его лица.
Она повернулась и направилась к двери, но приостановилась.
— Думай о чём-нибудь отвратительном, — сказала она, не поворачиваясь к Джиксу лицом.
— ¿Como? — отозвался он. — Что?
— Так ты можешь приглушить своё послесвечение. Подумай о чём-нибудь гадостном, и сияние померкнет, правда, всего на несколько секунд.
И она ушла, закрыв за собой дверь на замок, тем самым принудив его выбираться из вагона тем же путём, каким он туда попал.
Вот что говорит Мэри Хайтауэр о человеческих эмоциях в своей книге «Советы послесветам»:
«У нас, обитателей Междумира, остаются все те же эмоции, что были при нашей жизни. Радость и отчаяние, любовь и ненависть, страх и удовольствие. И только скинджекеры, которые по-прежнему привязаны к плоти, подвержены ужасным, нездоровым чувствам, обусловленным биологическими причинами. Эти чувства включают в себя самые разнообразные формы жгучих желаний. Скинджекеры достойны жалости, потому что в отличие от нас, чистых душ, они ближе к животным».
Через неделю изысканий команда Спидо вернулась с одним-единственным комплектом рельсов и шпал.
— Ну вот, один есть, теперь найти ещё двадцать — и порядок! — бодро сообщил Спидо. Его и без того широкая улыбка растянулась в буквальном смысле от уха до уха.
Вообще-то Милоса простой вполне устраивал, но вот орды его подопечных уже начинали закипать, и ничто не могло подавить их растущего недовольства — им не терпелось двигаться дальше, к заветной цели.
Милосу ничего не оставалось, как вернуться к Алли.
— Скажи мне, что ты видела, и я отвяжу тебя.
— Договорились, — согласилась Алли. И добавила: — Эта церковь — вовсе не то, чем представляется.
— Если это не церковь, то что это такое?
— Нет, это церковь, но... — Алли вздохнула. — Было бы гораздо лучше, если бы ты увидел всё собственными глазами. Тогда ты мог бы сказать, что это полностью твоя заслуга, и стал бы великим героем.
— Я прошёл обратно по рельсам. Смотрел так, что глаза чуть не вылезли. И ничего не увидел.
— А на вершину холма ты поднимался?
— Ничего себе! — сказал Милос. — Это же куда больше мили!
— Ах, прошу прощения, — сказала Алли. — Трудновато прикидывать расстояние, когда привязан к голове паровоза.
Милос вновь пошёл назад по рельсам, и когда колея начала взбираться по склону холма, он продолжал идти до самой вершины. Оттуда перед ним предстали поезд и вся прилегающая территория. Справа от полотна лежало небольшое живомирное озеро, а на его противоположном берегу красовалось мёртвое пятно размером с дом. Только кто-то, имеющий широкий обзор с передка поезда, мог бы увидеть всё это, когда состав спускался по склону. На мёртвом пятне ничего не было — лишь квадрат каменной кладки да несколько ступенек, ведущих в никуда. Фундамент здания.