Джил не желала иметь ничего общего с Кошмарами, но Джикс поступил так же, как на поезде: потихонечку влился в их рутинные занятия, со всеми перезнакомился, со всеми подружился, всем втёрся в доверие — настолько, что они отвечали на его вопросы, впрочем, довольно невинные, тут же забывая, что он о чём-то спрашивал.
— Авалон — как давно он служит верховным жрецом?
— С тех пор, как Вурлитцер сыграл предыдущему «Проваливай, Джек, и никогда не возвращайся» [20] .
— А как Вурлитцер вообще попал сюда, вниз?
— Наверно, через туннель под Крокет-стрит — он ведёт в Старый Гренет-хауз [21] .
— А бывало ли так, чтобы он играл сам по себе?
— Нет, никогда. С чего бы ему играть бесплатно?
Об одной Кошмарихе рассказывали, будто она здесь уже так давно, что не помнит даже, была ли когда-нибудь где-то в другом месте. Её звали Дионн, и всё своё время она проводила, затачивая и полируя грозный боевой нож. Для этой воительницы Джикс и приберёг наиболее важные вопросы.
— Сколько всего песен в репертуаре Вулитцера? — спросил он. — Тридцать? Сорок?
Дионн помотала головой.
— Столько, что ты себе даже не представляешь. И по временам он играет такое, чего никто из нас никогда не слыхал.
Её ответ подтвердил подозрения Джикса — что эта машина не простой механизм. Вурлитцер представлял собой нечто гораздо, гораздо большее: в его памяти хранились все песни, которые кто-либо когда-либо любил.
И тогда он задал свой главный вопрос:
— Вурлитцер хоть раз ошибся?
Дионн перестала точить нож и, немного подумав, ответила:
— Один раз. Но как по мне, так это промашка Авалона — он неправильно истолковал пророчество Вурлитцера. — Дионн наклонилась поближе к Джиксу и зашептала: — Несколько лет назад Авалон попросил у Вурлитцера дать нам какое-нибудь задание, и Вурлитцер сыграл две песни подряд за одну монету. Первая была «Часовня любви» [22] , а вторая — «Чаттануга Чух-чух» [23] . Обычно Авалон очень здорово толкует предсказания, никому и в голову не пришло, что он мог так опростоволоситься. Погнал нас всех в дыру под названием Лав, что в Оклахоме, — разыскать часовню, которая перешла в Междумир. Ну, само собой, разыскали. Потом он сказал, что мы должны её поднять, перенести и поставить поперёк мёртвой железной дороги. Мы так и сделали, а после этого вернулись домой, и всё. С тех пор ни слуху ни духу, ничего из этого не вышло. Ну не глупость, а?
— Si, — согласился Джикс, — loco.
Но уж кто-кто, а он-то знал, что всё получилось как надо. Ведь только благодаря этой церквушке Милос пошёл на таран особняка. Не будь её, Милосу и в голову не пришло бы, что и особняк тоже можно опрокинуть с рельсов. Не будь её, при виде жутких Светящихся Кошмаров послесветы Мэри попросту спрятались бы в поезде, как черепаха прячется в панцирь, и тогда никто из них — ни Джил, ни Мэри, ни сам Джикс — не попал бы сюда...
...из чего следовал вывод, что они здесь по воле Вурлитцера.
По призрачному телу Джикса пробежал призрачный холод. Выходит, Вурлитцер не только давал Кошмарам советы, как поступать в настоящее время, он также планировал будущее. Да, с такой силой нельзя не считаться! Кто он — друг или враг? Или Вурлитцер действует как ему в голову взбредёт и его намерения невозможно предугадать?
Оказавшись в Междумире, Джикс склонился к верованиям своих майянских предков, — здесь, в этой мистической вселенной, изобилие и разнообразие сверхъестественных существ казалось ему очень к месту. Коварные майянские боги любили упиваться человеческой глупостью и недомыслием; к тому же богов было огромное множество. Если бы выбор стоял лишь между двумя вариантами: чьим голосом является Вурлитцер — Бога или дьявола, — то задача значительно упростилась бы. Но для Джикса существовало гораздо больше альтернатив.
А может, эта машина — лишь талисман, предмет, приносящий счастье? Если она той же природы, что монетки и печенья судьбы, то тогда она сродни спасательному кругу, брошенному душам, заплутавшим в этом серединном царстве. Ему хотелось в это верить, но единственным способом выяснить всё наверняка было задать автомату вопрос. К сожалению, Вурлитцер был под постоянной охраной. К тому же у Джикса не было монеты.
Юноша-ягуар узнал, что все монеты, которые Кошмарам удавалось раздобыть, скармливались Вурлитцеру — все, кроме одной: Малыш Ричард хранил в своей хрюшке-копилке одну-единственную монетку на непредвиденный случай. Проблема заключалась лишь в том, что хрюшка была сделана на старомодный манер — в ней не было резиновой пробки снизу, лишь прорезь на спине. Значит, достать содержимое можно было, только разбив копилку. Но вот беда — в Междумире ничего нельзя разбить, разве что вещь предназначена для разрушения. Вы можете возразить, что, мол, копилка-то в конечном итоге предназначена для того, чтобы её разбили; но тогда мироздание парирует тем, что в таком случае она должна быть полна. В подобных спорах последнее слово всегда остаётся за мирозданием. Так что свинюшка Малыша Ричарда так же надёжно охраняла своё сокровище, как Форт-Нокс — золотой запас США.
Малыш, бывало, целыми днями тряс копилку, перевернув её вверх ногами, надеясь, что монетка как-нибудь выскользнет в тонкую щёлочку. В этих тщетных попытках он провёл уже несколько лет.
— Она выскочит оттуда тогда, когда сама захочет, — объяснил мальчику Джикс. И тут же вопреки собственным словам хорошенько потряс хрюшку.
Джил, присутствовавшая при этом разговоре, с сомнением заметила:
— Ты рассуждаешь так, будто у монеты есть собственный разум.
— Не разум, — поправил Джикс. — Цель. Нет ничего такого, что существовало бы бесцельно.
Джил криво усмехнулась:
— Это тебя твои боги-ягуары надоумили?
Джикс понимал, что Джил рассчитывала задеть его, но предпочёл не обращать внимания на её потуги.