От шутки бравые стражники целый час надрывали себе животики, что купило Джил право уйти и вернуться когда ей захочется. Когда Джикс рассказал об этом Джил, та пришла в восторг — ведь теперь она вырвется из заточения, пусть и ненадолго!
— А ты со мной не пойдёшь? — спросила она, но Джикс так прочно вписался в рутинные занятия многих ребят, что его отсутствие заметили бы.
— Иди, развлекись, — ответил он. — Но я не думаю, что тебе стоит заниматься «жатвой».
— Буду делать, что захочу, — ощерилась она.
* * *
На следующий день Джил ушла развлекаться, а Джикс вернулся к своим обычным занятиям — всё к тем же играм, всё к тем же повторяющимся разговорам. Юноша-ягуар принимал участие в ритуалах почти всех Кошмаров. Так он держал ситуацию под контролем: став важным зубцом в шестерёнках будничного существования этих ребят, он в любой момент, как только потребуется, сможет переключить передачу или остановить движение всего механизма.
Завершив свой обычный — и обязательный — обход, Джикс отправился в самую далёкую и тёмную камеру подземного лабиринта Аламо. Вообще-то, в этих подвалах редко какие помещения действительно были тёмными — свечение обитающих здесь духов разгоняло тьму, но в этой камере лежали захваченные на поезде междусветы — души, спящие в ожидании нового рождения. Кошмарики редко захаживали сюда, потому что непривычный вид междусветов — те не светились — вызывал у них оторопь. Так что Джикс мог разгуливать здесь когда хотел и сколько хотел.
Он нашёл девочку, которую нечаянно убил, и присел рядом. Имени её он не знал, поэтому называл её Инес. Так звали его сестру, и Джиксу было приятно думать о спящей девочке как о своей сестре. Сидя в этой тёмной комнате, он размышлял о Джил. Она пробуждала в нём живейший интерес и одновременно тревогу тем, что не испытывала ни малейших угрызений совести в отношении душ, намеренно перенесённых ею в Междумир. Раздумья об этом удручали юношу настолько, что его послесвечение притухло, сгущая подземный мрак. Именно этим приёмом пользовалась Джил, когда ей нужно приглушить своё послесвечение. Она научила его, и с тех пор он постоянно практиковался и многого достиг. Нельзя сказать, чтобы ему нравился этот фокус, но для разведчика очень важно становиться невидимым, поэтому умение в любой момент впасть в депрессию и тем самым пригасить послесвечение, было весьма полезным.
В тот момент, когда его свечение погасло окончательно, он вдруг обнаружил, что комната не совсем погрузилась в темноту — здесь присутствовал другой послесвет. Джикс оглянулся и увидел стоящую при входе в камеру Джил.
— Так и думала, что найду тебя здесь, — сказала она, пробралась между спящими междусветами и, подойдя к Джиксу, увидела, над кем он склонился. — Девочка... С чего это ты так с нею возишься?
— Я украл у неё жизнь. Самое меньшее, что я могу теперь для неё сделать — это заботиться о ней.
Джил скрестила руки и покачала головой.
— Вот не могу я тебя никак раскусить.
Не может — и ладно. Джикс не был уверен, что хочет, чтобы его раскусили. Джил присела рядом.
— Ты обещал мне рассказать о себе, но так до сих пор ничего и не рассказал.
Он действительно обещал, но надеялся как-то избежать выполнения обещанного. Его специальностью была разведка, незаметное преследование и наблюдение. Выкладывать свою подноготную и тем подставлять себя под удар — нет, благодарю покорно. Никогда.
— Не вздумай требовать, чтобы я сказала «пожалуйста», — предупредила Джил. — Терпеть не могу «волшебных слов».
— Ты хорошо провела день? Много скинджекила?
— Не пытайся сменить тему!
— Ты ходила на жатву?
— Я сказала: не пытайся сменить тему!
— Ты пришла в эту камеру не для того, чтобы повидаться со мной, — проговорил Джикс. — Ты принесла новую душу. Я угадал? Где ты её оставила — в коридоре, чтобы я не увидел?
Джил холодно посмотрела на него.
— Я не только жатвой занимаюсь. Почём тебе знать — может, я на бейсбол ходила? Или омаром лакомилась?
— И как — ходила и лакомилась?
— Нет, — призналась Джил. — Но и не жала тоже. — Она помолчала и отвела глаза. — Может, ты правильно сказал: я могу найти лучшее применение своим «хищническим наклонностям». — Она наклонилась и коснулась тёмных волос Инес — те мягко сияли в полумраке камеры. — У неё красивые волосы, — тихо промолвила Джил. — Не каждому так везёт — помереть с нормальными волосами.
— И кто теперь меняет тему?
Она вздохнула и с раздражением произнесла:
— Ну, если тебе так хочется знать, я забралась в одну девицу лет двадцати — столько мне было бы, не застрянь я здесь. И знаешь, почему я её выбрала? Потому что она была беременна, а мне хотелось узнать, что это за ощущение, когда у тебя внутри бьётся ребёнок.
Джиксу даже в самых смелых мечтах не представлялось, что у Джил могут водиться такие мысли, однако он скрыл своё изумление.
— Я приняла долгую ванну, — продолжала его собеседница, — а потом расчесала её волосы...
Джикс потянулся к руке Джил, но та проворно отдёрнула её, не дав ему коснуться себя.
— Твоя очередь, — сказала она. — Давай, рассказывай всё — даже то, что мне знать не положено. В особенности это.
Она, похоже, не отступится. Придётся выполнять обещание. Он не станет лгать ей или рассказывать полуправду — она наверняка поймёт, если он попробует что-то в этом роде. Поэтому он рассказал ей всё без утайки — ясно, точно, в нескольких словах.
— Я — дальний разведчик его превосходительства Яш-Куук-Мо, Великого Короля Срединного Царства. Моя миссия заключается в том, чтобы узнать, является ли Мэри Хайтауэр угрозой для его превосходительства, и по мере возможности захватить её.
Если Джил и поразило это признание, она ничем этого не выказала.
— Срединное Царство?
— Это то, что вы называете Междумиром.
— И что... там много таких, как ты?
— В Городе Душ много послесветов, но такой, как я — один.
Джил улыбнулась.
— Отлично. — Она поднялась, чтобы уйти. — Что ж, вот это тайна так тайна. Шесть очков из десяти. — И затем добавила: — А я думала, ты начнёшь мне вешать лапшу, что ты инопланетянин.
* * *
На следующий день один из наблюдателей поймал заблудившегося послесвета.
Мальчик был не из тех, что уцелели при катастрофе поезда. Зелёныш, только что проснувшийся после девятимесячной спячки.
— Бродил кругом, звал мамочку, — поведал наблюдатель всем собравшимся.
Кошмары загоготали, и у бедного малыша задрожали губы. Ему было никак не больше шести. Когда он умер, наверно, был простужен, и теперь у него будет течь из носу до тех пор, пока он не покинет Междумир.