— Я не хочу быть социальным, — говорит Коннор. — Мне эти ребята не нравятся.

— А почему? — спрашивает Риса. — Слишком похожи на тебя?

— Они неудачники.

— Да, я именно это и хотела сказать.

Коннор делает вид, что рассердился, но у него не очень получается. Посмотрев на Рису, он опускает глаза, но Риса уверена: не на рисунок он смотрит и не об оставшейся дома девушке думает — его мысли где-то далеко.

— Пока я сижу тут в одиночестве, я не дерусь, — говорит он, бросая гвоздь. — Не знаю, что на меня находит. Может, их голоса раздражают, может, постоянно кто-то перед глазами мельтешит. Из-за них у меня такое ощущение, будто в голову муравьи забрались. Очень неприятно, хочется кричать. Я еще какое-то время потерплю, но рано или поздно будет взрыв. Даже дома такое бывало, когда за столом все разом начинали болтать. Был у нас однажды семейный обед. Все сидели и трепались, и меня это так взбесило, что я взял тарелку и кинул ее в буфет со стеклянными дверцами. Знаешь, в таких еще китайский фарфор держат. Осколки стекла разлетелись по всей кухне. Обед был испорчен. Родители спрашивали, что на меня нашло, а я не знал, что сказать.

Он готов делиться сокровенными мыслями, и это хорошо, думает Риса. Значит, они близки. Может, он и послушать готов, что я хочу сказать? Раз уж он открыт для общения.

— Я хотела с тобой кое о чем поговорить.

— Да?

Риса садится на пол рядом с ним.

— Последи за ребятами. Куда они ходят. Кто с кем общается, — говорит она, понизив голос.

— Что, за всеми сразу?

— Нет, за каждым по очереди. Последи за ними, и начнешь кое-что замечать.

— А что, к примеру?

— Ну, например, то, что те, кто дружит с Роландом, едят раньше других, но сам он никогда в начало очереди не становится. Или вот еще — люди из его окружения просачиваются в другие клики, и там начинаются трения, в результате которых группа распадается. Еще? Роланд оказывает особое покровительство тем, кого все жалеют. Но когда они благодаря его участию перестают быть жалкими, заботливость куда-то исчезает и он начинает их просто использовать.

— Такое впечатление, что ты по нему годовую контрольную можешь написать.

— Я не шучу, Коннор. Я такие вещи видела уже раньше. Он рвется к власти, это чувство его точит, словно голод. Он беспощаден и очень, очень умен.

— Кто? Роланд? — смеется Коннор. — Да если ему на голову бумажный пакет надеть, он его снять не сможет.

— Может быть. Зато он знает, как сложить людей в пакет и раздавить в кулаке.

Коннор отвечает не сразу. Отлично, думает Риса, я дала ему повод для размышлений. Пусть подумает, помыслит стратегически.

— Зачем ты мне это рассказываешь?

— Затем, что ты для него — угроза номер один.

— Я?

— Да, ты. Ты — боец, все это знают. А еще людям известно, что тебе голову просто так не задуришь. Ты слышал, как ребята говорят, что Роланд всех достал?

— Да.

— Они говорят это, только когда ты рядом и можешь их услышать. Они хотят, чтобы ты разобрался с Роландом, и Роланд об этом знает.

Коннор недоверчиво отмахивается, но Риса не позволяет ему отвести взгляд.

— Послушай меня, я знаю, что говорю. В интернате мне не раз приходилось встречать агрессивных, опасных ребят, пробивавших дорогу к власти кулаками. Им это удавалось, потому что они точно знали, когда и кого нужно убрать с дороги. И больше всего доставалось от них тому, кто обладал достаточной энергией и влиянием, чтобы остановить их.

Краем глаза Риса замечает, как правая рука Коннора сжимается в кулак. Это признак того, что истинный смысл ее речи не дошел до него.

— Если ему нужна война, он ее получит.

— Нет! Ни в коем случае! Нельзя глотать наживку! Именно этого он и хочет! Роланд сделает все, что в его силах, чтобы втянуть тебя в противоборство. Но ты не должен в него вступать.

— Думаешь, я не смогу победить его в драке? — спрашивает Коннор сквозь стиснутые зубы.

Риса хватает его за руки и сжимает изо всех сил.

— Роланд дракой не ограничится. Он захочет тебя убить.

23. Коннор

Признавать это неприятно и обидно, но Риса не раз оказывалась права. Ее способность трезво мыслить не единожды выручала их в трудных ситуациях. Раз уж она решила, что Роланд тайно стремится к власти, значит, так оно и есть. Он умеет выстроить жизнь вокруг себя так, чтобы все, что происходит, приносило ему пользу. И достигает он этого не силой, а умелым манипулированием. Наоборот, его агрессивные замашки лишь отвлекают внимание наблюдателей от того, что происходит. Пока люди считают его тупым, агрессивным парнем, они не склонны верить в то, что на самом деле он умен и способен вести тонкую игру… к примеру, втереться в доверие к одному из надзирателей, как бы невзначай продемонстрировав, как он делится едой с младшими. Как и положено настоящему гроссмейстеру, Роланд никогда не делает ничего просто так, хотя его цели не всегда очевидны. Риса разгадала не только натуру Роланда, она также была права насчет Льва — вернее, насчет того, что чувствует по отношению к нему Коннор, а он никак не может выбросить его из головы. Долгое время он пытался убедить самого себя, что просто хочет отомстить предателю, не остаться в долгу. Но каждый раз, когда прибывает новая группа ребят и Коннор видит, что его меж ними нет, его охватывает отчаяние. Это его злит, и ему не остается ничего другого, кроме как ввязываться в драки, чтобы сорвать на ком-нибудь зло.

Дело в том, что Лев предал не только их. Он предал и самого себя. А значит, его, скорее всего, уже нет на свете. Его разобрали по частям — кости, плоть, мысли и чувства — и пустили во вторичное использование. Именно это Коннору принять тяжелее всего. Он рискнул собственной жизнью ради спасения Льва, точно так же, как и в случае с подкидышем. Но ребенок, по всей видимости, спасен, а Лев нет, и хотя Коннор понимает, что он не может быть в ответе за то, что мальчика разобрали, все равно чувствует себя виноватым.

Поэтому и встречает каждую группу с тайной надеждой, что Лев, этот чертов святоша, самодовольный идиот и просто неприятный тип, все-таки жив.

24. Риса

В Рождество обед начинается на час позже. На столе все та же надоевшая всем похлебка, но надзиратели напялили красные колпаки, как у Санта-Клауса, и расхаживают в них.

Однако праздничного обеда не получается — отсутствие терпения и дисциплины все портит. Ребята настолько голодны, что скапливаются возле раздачи, как беженцы из голодного края, и надзирателям никак не удается навести порядок, потому что их всего двое, а не четверо, как обычно.

— В очередь! В очередь! — кричат надзиратели. — Еды хватит всем!