«Начинайте, мое дорогое дитя», — произнес священник после недолгой паузы.
«О! Это вы?» — вскричала я, узнав голос аббата Морена, и тотчас же поняла, отчего его походка и дыхание вызвали у меня знакомые ощущения.
«Да, дочь моя, — ответил он, — я пришел, чтобы вырвать вашу душу из когтей дьявола. Не опоздал ли я?»
«Ах! — воскликнула я. — Значит, это правда?»
«Что вы считаете правдой, дорогое дитя?»
«Что господин де Монтиньи…»
Я не посмела договорить.
«Господин де Монтиньи, — подхватил священник с непередаваемой ненавистью, — еретик. Он уже обречен на адские муки и увлечет вас за собой в ад».
«О святой отец, — пробормотала я, — я так и думала».
«Бедное дитя, от вас хотят поскорее избавиться, бросая в объятия первого встречного. Именно поэтому прогнали меня и теперь торопятся заключить богопротивный брак. Они надеялись, что я об этом не узнаю, но ошиблись: я здесь и готов вас защитить».
Мурашки пробежали у меня по коже. Этот защитник почему-то казался мне более опасным, чем тот, от кого он собирался меня спасать.
«К сожалению, — продолжал аббат мрачным тоном, — я не могу защищать вас открыто. К сожалению, вы не посмеете пойти против воли мачехи, сказав у подножия алтаря слово „нет“».
«Да, ни за что не посмею», — согласилась я.
«Я в этом не сомневался, — сказал священник. — И все же, когда вы станете женой этого человека, сможете ли вы противостоять ему?»
«Я не понимаю вас, святой отец, — ответила я, — почему я должна сопротивляться и что за опасность мне грозит?»
«Вы читали в Священном писании историю одержимого, которого исцелил Христос?»
«Да, святой отец».
«Так вот, вам грозит опасность сделаться бесноватой».
«Как монахини из Лудёна?» — вскричала я.
«Значит, вы читали эту благочестивую книгу?»
«Вчера каким-то чудом она оказалась в моей комнате».
«Что ж, больше мне нечего вам сказать. Господин де Монтиньи — еретик, один из тех проклятых Богом людей, против которых, к несчастью, нынешнее правосудие бессильно, в отличие от времен кардинала де Ришелье и отмены Нантского эдикта. Если вы когда-нибудь окажетесь в его власти, вы погибли».
«Святой отец, но ведь завтра, в десять часов утра, я стану ему принадлежать».
«Не совсем так, дочь моя. Вы станете его женой, но брак и обладание — это разные веши».
«Что такое обладание?» — спросила я.
«Разве вы не читали об этом в книге о лудёнских монахинях?»
«Я читала, но не все поняла».
«Ну что ж, — произнес священник странным тоном, — раз те, кому следовало предупредить вас об опасности, забыли это сделать, мне придется сказать вам все».
А затем, — продолжала г-жа де Шамбле, — он, в самом деле, сказал мне все.
О святое таинство исповеди, разве мог предположить тот, кто установил тебя, что кто-нибудь попытается однажды уклониться от твоего пути, отдалиться от твоей цели!
Слова священника прояснили для меня то, что оставалось неясным в рассказе о бесноватых монахинях из Лудёна. Аббат помог мне разобраться в чувствах монахинь, в которых они себя винили, считая это делом рук дьявола, более того, он подверг их чувства безжалостному анализу. Слушая эти непристойные речи, я опустила голову, чтобы не видеть священника, потерявшего всякий стыд. Раз десять я готова была сказать ему: «Довольно, ради Бога, хватит!» — но не посмела. Я лишь заткнула уши и перестала слушать.
Не знаю, сколько времени прошло; внезапно я с ужасом почувствовала, что кто-то взял меня под руки, пытаясь поднять. Я резко оглянулась, собираясь закричать, если это окажется аббат… Но это была Жозефина.
Священник уже ушел из исповедальни и вернулся в ризницу.
«Пошли», — быстро сказала я кормилице и повела ее прочь из церкви.
Когда мы вернулись в усадьбу, мне захотелось броситься к ногам госпожи де Жювиньи, умоляя не принуждать меня к замужеству с еретиком. Но мне сказали, что мачеха больше часа тому назад ушла в свою комнату и велела не беспокоить ее раньше семи утра.
Услышав об этом, я упала духом; впрочем, я чувствовала, что все мои хлопоты были бы напрасны, так как госпожа де Жювиньи твердо решила со мной расстаться.
Вернувшись к себе, я встала на колени перед своей маленькой Богоматерью и попросила Жозефину прислать ко мне Зою.
Кормилица не знала ничего другого, как всегда беспрекословно повиноваться мне. Вам известно, где она живет; чтобы позвать Зою, ей пришлось пройти через парк, разбудить дочь, которая уже легла спать, заставить ее подняться и привести ко мне.
Три четверти часа спустя Зоя была у меня.
Я полностью доверяла своей молочной сестре, ведь она выросла вместе со мной и никогда меня не покидала. Я была уверена, что Зоя точно сделает все, что бы я ей ни приказала.
Я рассказала ей обо всем. Зоя не разделяла моих опасений относительно господина де Монтиньи, так как считала его очень красивым мужчиной и никогда не слышала о еретиках. Однако она заявила: если мой жених похож на Сатану, то неудивительно, что столько людей покоряются сатанинской воле.
Однако мой страх был слишком велик, и я не могла согласиться с доводами Зои, а ее шутки по этому поводу показались мне богохульством. Я сказала девушке, что если она будет продолжать в том же духе, я прогоню ее прочь. Зоя умолкла и, не произнеся ни слова, помогла мне раздеться. Когда я легла, она пододвинула к моей кровати большое кресло и расположилась в нем, заявив, что прекрасно здесь выспится. Зоя не солгала: десять минут спустя она уже крепко спала.
Я же не смыкала глаз до тех пор, пока усталость не взяла верх.
Утром меня разбудила Зоя. Она сказала, что госпожа де Жювиньи вместе с парикмахером и портнихой ждет меня в зеленой комнате, чтобы заняться туалетом новобрачной. Мачеха словно избегала оставаться со мной наедине; возможно, она делала это не нарочно, но мне так казалось.
Было восемь часов утра. Венчание должно было состояться в десять; таким образом, оставалось менее двух часов, чтобы подготовить меня к свадьбе.
Я безвольно позволяла приводить себя в порядок. В девять часов во дворе послышался шум подъезжавшего экипажа, и вскоре слуга, постучав в дверь нашей запертой изнутри комнаты, доложил:
«Господин де Монтиньи».
Я почувствовала, как кровь отхлынула от моего лица, ноги подогнулись, и я едва не рухнула на пол.
«Хорошо, — отозвалась госпожа де Жювиньи, — пусть он подождет нас в гостиной».
Затем она резко сказала, обращаясь ко мне:
«Полно, маленькая глупышка, вы же не собираетесь устраивать сцену?»
Я промолчала — мне нечем было дышать.