— Что вы скажете, друг Мане? — спросил Рене.
— Черт возьми, ну конечно, то, что господин министр дал вам превосходный совет! Ах, сударыня, приношу свои извинения… Мне бы хотелось остаться здесь, чтобы присоединиться к вам в вашей охоте.
— Тем более, — поддержал разговор секретарь, — что я могу вам предложить великолепного разбойника, рядом с которым, если уж на то пошло, все Такконе, Бенинкаса и Панцанеры покажутся мелкими карманниками.
— У вас есть сегодняшние донесения? — спросил у него Саличети.
— Да, сегодня написал адъютант генерала Вердье.
— И как зовут этого разбойника? — спросил министр.
— Он еще не так известен, но благодаря роду его занятий известность его будет лишь расти. Его зовут Иль Бизарро; это еще молодой человек, ему едва ли исполнилось двадцать пять; пока от него не стоит ждать многого.
— Посмотрим еще, — сказал Мане, — об этом мы должны судить, мы.
— В юности, — продолжал секретарь Саличети, — он поступил на службу к одному богатому крестьянину и вскоре соблазнил его дочь; они были неосторожны, и вскоре об их любви узнали; братьев девушки это кровно обидело, и они выследили любовников. Они застали их в тот момент, когда не могло быть никаких сомнений в их виновности…
— Сударь, сударь, — сказала герцогиня, — осторожнее!
— Но, сударыня герцогиня, — ответил, смеясь, секретарь, — порой нужно, чтобы было понятно, о чем идет речь.
— Все в порядке, Робер, — сказал Саличети.
— …в их виновности, — упрямо повторил секретарь. — Исполосовали любовника ножами и оставили умирать на навозной куче. Сердобольные прохожие нашли его и отвезли в сельскую церквушку, где тело, после того как над ним были пропеты заупокойные молитвы, должно было пролежать до утра.
Убийцы думали, что они оставили труп; и действительно, положенный в гроб, мертвец не прервал заупокойной службы и дождался, пока ночь не прогонит из церкви священников. Все они ушли, не сомневаясь, что остается только заколотить крышку гроба и опустить тело бедного любовника в одну из каменных ям в полу церкви.
Но едва за последним священником закрылась дверь, как мертвец приоткрыл один глаз, затем второй, высунул из гроба свою голову и при огне свеч, продолжавших гореть, убедился, что он один.
Поначалу он не помнил, что с ним произошло и как он оказался здесь; но раны продолжали кровоточить, и слабость, вызванная потерей крови, и боль, которую ему причиняли раны, очень скоро вернули ему память.
Он напряг силы, вылез из гроба, вышел из церкви и поплелся к горе, вечному прибежищу всех беглецов.
Пролог драмы, первый акт которой я вам рассказал, имел место в 1800 году. Нашему герою Бизарро, а так его зовут, как вы помните, шел тогда всего лишь девятнадцатый год.
Четыре или пять лет после этого никто ничего не слышал о Бизарро; разумеется, при виде пустого гроба сразу справедливо предположили, что он сбежал. По всей вероятности, он примкнул к одной из банд воров и убийц, которые в течение пяти лет опустошали Сориано, а после второго вторжения французской армии и провозглашения королем принца Жозефа решили превратиться из разбойнических шаек в партизанские отряды и встать под знамя Бурбонов.
Смелость и хладнокровие Бизарро очень скоро заслужили уважение всех членов шайки. Его выбрали главарем, и, взявшись руководить жесткой рукой, он решил, что час расплаты настал.
Так, выбрав день воскресенье — а все происходило месяцев шесть или семь назад, — когда все население Варано (так называлась деревушка, где он едва не был убит), включая семью его бывшего хозяина, собралось на мессу в церкви, где он пролежал в гробу в ту страшную ночь, Бизарро во главе своей шайки вторгся в церковь, дошел до алтаря, повернулся лицом к сельчанам и приказал им всем выйти.
Ошеломленная толпа подчинилась, но у входа вышла заминка; Бизарро назвался и пригрозил здесь все предать огню; слава о нем была такова, что никто в толпе больше не мешкал: все устремились к двери под взорами Бизарро и его товарищей — молча, растерянно и объятые ужасом.
Выйдя следом, он выбрал двоих своими жертвами — это были сыновья его бывшего хозяина, двое братьев его любовницы, нанесшие ему тогда бесчисленные ранения кинжалами.
Эти двое, которым повезло меньше остальных, тотчас же упали замертво; но Бизарро знал, что не хватало еще троих: у его хозяина было пятеро сыновей, у любовницы — пятеро братьев, и убивать его пришли не двое, а пятеро.
Бизарро со своими вернулся в церковь; он нашел тех, кого искал, он нашел их спрятавшимися за алтарем: как и первых двоих, он заколол их собственноручно, кинжалом, пожелав самому вдоволь насладиться обрядом отмщения.
Очень скоро он нашел еще двоих: это были отец любовницы и она сама. Прибежав к ним домой, он застал своего бывшего хозяина больным в постели; дочь ухаживала за ним. Она уже знала об ужасной мести и сейчас бросилась между своим отцом и бывшим любовником; но Бизарро оттолкнул ее, прикончил его — последнего из мужчин в виновной перед ним семье, взял на руки его бесчувственную дочь, перекинул ее поперек седла и ускакал с ней в горы.
— А что произошло с ней потом? — спросила герцогиня Лавелло. — Есть ли о ней какие-то вести?
— Увы, сударыня, должен признаться, к стыду ли или к чести прекрасного пола, потому что действительно не знаю, на какой оценке лучше остановиться, но любовь оказалась сильнее родственных уз: она любила Бизарро, жертву своего отца и братьев, она теперь продолжала любить Бизарро — убийцу отца и братьев. С этого дня шайка Бизарро была организована по-военному, а рядом с ним постоянно была и она, верхом на лошади, и в тяжелой войне, которую мы ведем против разбойников, Бизарро стал для своих соратников примером мужества и отваги.
— И что, этого несчастного невозможно поймать? — спросила герцогиня.
— За его голову назначена награда в две тысячи дукатов, сударыня; но по сей день ни один из наших шпионов не рискнул донести на него, и ему пока удавалось избегать всех наших ловушек и засад.
— Ну, граф Лев, на твоем месте, слово солдата, я либо добыл бы голову Бизарро, либо лишился своего доброго имени.
— Я постою за свое имя, — ответил лишь Рене, — и добуду его голову.
— С этого дня, — обратилась к нему герцогиня, — я буду давать вам руку для поцелуя.
На следующий день в обед Мане и граф Лев приняли предложение короля Жозефа и отправились поохотиться на кабанов в Аспрони: они предпочли их всей остальной живности, водившейся в Каподимонте. Они настреляли дюжину кабанов, которые были затем привезены на телеге, а мясо их распределили между солдатами.
Саличети, очень гордившийся городом, в котором жил, предложил молодым людям задержаться еще на пять или шесть дней, чтобы ознакомиться со всеми достопримечательностями; он лично сопровождал их в двух или трех экскурсиях.