— Если вы хотите знать мое мнение, генерал, — то это может быть командование чем-то вроде сводной роты, но только так, чтобы я был ее полным господином, то есть сам бы выбирал путь и цели для нее. Мне бы хотелось набрать стрелков, лучших из лучших, с которыми я мог бы, полагаю, немало сделать. Вы все время говорите о разбойниках, которые вот-вот воспрянут: так не пора ли наши летучие отряды противопоставить их комитивам, которые дерзко нападают и тут же исчезают? Двух или трех этих разбойников Саличети мне назвал, и покончить с одним из них я даже дал слово!
— С завтрашнего дня вы начнете его выполнять. Сколько вам нужно людей?
— Не много и не мало, — ответил Рене, — сорока-сорока пяти человек мне хватило бы.
— Вы наберете их из лучших стрелков сами завтра; было бы неплохо, если бы, сверх грохота выстрелов, этот выбор наделал много другого шума. Вы вчера уже нагнали страху, и он лишь будет возрастать от ваших действий. Вы вольны выбрать любую шайку, на какую обрушиться и преследовать до полного уничтожения ее. Для такого человека, как вы, во главе сорока пяти человек, не должно быть непреодолимых препятствий. Вы будете моим адъютантом, и, когда мне понадобится что-нибудь особенное, я буду звать вас.
— Итак, мне разрешено выбрать себе людей?
— Кого вы хотите?
— Лучших стрелков. Я также хотел бы, — продолжил Рене, — так как они будут больше уставать и чаще других подставлять лоб под пули, чтобы мне было позволено платить им высокое жалованье.
— Не вижу препятствий, с завистью к ним ничего не поделаешь, и не придется же мне платить столько же всей армии, если вы не настолько богаты, конечно, чтобы платить за меня. Сейчас самое время устроить охоту на разбойников — после нашей вчерашней неудачи; они ее вмиг почуят, эти вороны и шакалы.
— Распорядитесь, генерал, чтобы все донесения, которые будут поступать об известных разбойниках, попадали затем ко мне.
— Не сомневайтесь! Выберите себе людей, упражняйтесь с ними в стрельбе, и да пребудет с вами Бог! Что до меня, то недели две, при всем моем желании, я не смогу помочь вам; а с пятью или шестью тысячами человек, которых я соберу, выступлю хоть против всей Калабрии. А англичане никогда не посмеют напасть на меня на большом расстоянии от побережья.
— Раз все решено, генерал, объявите на завтра стрельбы; и пусть каждый полк пришлет вам пятьдесят своих лучших стрелков с тремя патронами у каждого: самый меткий получит золотые часы; второй — серебряные, а третий — серебряную цепь с золотым значком. Я выберу сорок пять человек из самых метких. К своему обычному жалованью они будут получать еще по франку в день.
— И вы в состоянии долго выдерживать такие расходы?
— Все то время, пока я буду служить у вас, генерал, а я бы хотел, чтобы оно продолжалось как можно дольше.
Генерал приказал бить в барабаны в каждом полку и объявить, чтобы каждый полк на следующий день прислал на стрельбы по пятьдесят человек. Три награды, которые купил в Катанзаро граф Лев, — а под таким именем его знали солдаты и офицеры, — оказались лучшими, что можно было найти в этом городе, и, во всяком случае, выглядели вполне достойными в предстоявшем состязании.
Состязание должно было состояться на следующий день.
Около сотни человек, рассеявшихся после недавнего сражения, целый день тянулись к полю у Катанзаро.
Граф Лев, дабы доказать, что достоин командовать самыми меткими, первый взял ружье и три раз подряд попал в яблочко.
И состязание началось.
Из четырехсот стрелков лишь пятьдесят три с расстояния в сто пятьдесят шагов попали в красный круг; при этом трое из них попали слишком близко к границе круга. Пятьдесят отобранных стрелков тотчас же были называны егерями графа Льва, или Егерями Льва.
Три награды достались троим победителям; сорок семь остальных стрелков, пули которых также пришлись в красный круг, получили по пять франков на брата, и, наконец, каждый из участников состязания был награжден монетой в один франк.
По возвращении в Катанзаро граф Лев представил генералу Ренье сначала троих победителей, один из которых был произведен в сержанты, а двое других — в капралы, затем остальных сорок семь человек, которые сразу отбыли в свои роты, чтобы попрощаться с друзьями, наконец, всех остальных участников.
Чтобы превратить для них этот день в праздник, генерал предоставил их самим себе и предложил отдохнуть и поразвлечься, при условии, что они не будут нарушать воинскую дисциплину. Затем знаком он дал Рене понять, что хотел бы переговорить с ним.
Рене последовал за ним.
К генералу явился крестьянин, который принес весть о том, что городок Котрон попал под власть двух разбойничьих главарей, Санторо и Гаргальо.
Генерал заставил крестьянина в присутствии Рене повторить свою повесть.
— Видите, началось, — повернулся он к нему.
Но с захватом Котрона Рене со своими людьми не мог ничего поделать по той простой причине, что с пятьюдесятью своими людьми не мог бы организовать правильной осады…
Генерал отправил туда несколько отрядов с одним из своих батальонных командиров; решив не давать разбойникам вздохнуть, тот скомандовал наступление и немедленно занял окрестности Котроне, заставив противника укрыться за городской стеной. Вечером следующего дня разбойники отважились на вылазку, но были отброшены, потеряв часть своих.
Командир батальона рассчитывал к следующему дню сделать свое дело и взять город; но вскоре к берегу приблизились два английских шлюпа, и это вернуло разбойникам мужество. В тот же день они дважды совершили вылазки, но оба раза были отбиты. Тем временем англичане переправили четыре большие пушки, которые разбойники установили на городских стенах.
Тогда французы увидели, что им ничего не остается, кроме правльной осады; об этом известили генерала Ренье, и тот послал руководить осадой генерала Камю с ротой солдат; затем он вызвал rpacba Льва.
— Как дела с вашим отрядом?
— Он организован и прекрасно действует, а я жду ваших приказаний.
— Присядьте, — сказал генерал, — я собираюсь вам поручить кое-что.
— До меня дошла скверная новость, мой дорогой граф; рота двадцать девятого полка, которая проходила горы Сциллы и вышла из Косенцы, должна была, чтобы идти на объединение со мной в Катанзаро, пересечь лес у Сциллы, где расположена деревня Дельи Паренти, одно из самых зловещих мест в обеих Калабриях. Местные бурбонские главари во главе со знаменитым разбойником из Базиликаты, долго прикидывали, стоит ли им устроить ловушку, заманить роту в деревню, напасть на нее и перерезать французов в тот момент, когда они менее всего ожидали бы.
Атаковать и среди бела дня иметь дело с хорошо вооруженным отрядом в восемьдесят человек, у каждого из которых в патронной сумке по восемьдесят патронов, дело опасное и требовало пораскинуть мозгами.