Мы остановились у дверей Девизма только для того, чтобы взять пистолеты, порох и пули, затем тронулись в путь, пустив лошадей крупной рысью.
Мы прибыли в Винсент без пяти девять.
Еще одна коляска остановилась одновременно с нашей: это была коляска де Шато-Рено.
Мы въехали в лес двумя разными дорогами. Наши кучера должны были поставить коляски рядом на большой аллее.
Через несколько минут все были на месте встречи.
— Господа, — сказал Луи, — вы знаете — никаких соглашений.
— Однако… — проговорил я, приближаясь.
— О, мой друг, помните, что после того доверия, которое я вам оказал, вы не должны настаивать на том, чтобы с чем-то соглашаться или что-то предлагать.
Я склонил голову перед этой безоговорочной волей, которая для меня была волей свыше.
Мы оставили Луи у коляски, а сами направились к де Буасси и де Шатогранду.
Барон Жиордано держал в руке коробку с пистолетами.
Мы обменялись приветствиями.
— Господа, — сказал барон Жиордано, — в наших обстоятельствах уместно будет ограничиться самыми короткими приветствиями, потому что с минуты на минуту нам могут здесь помешать. Наша обязанность была принести оружие — вот оно. Можете их проверить, они только что куплены у оружейного мастера, и мы даем слово, что господин Луи де Франчи их даже и не видел.
— Излишне было давать слово, месье, — ответил виконт де Шатогранд, — мы знаем, с кем имеем дело.
И, взяв пистолет, в то время как де Буасси взял другой, оба секунданта проверили их исправность и уточнили калибр.
— Это пистолеты для обычной стрельбы, ими еще никогда не пользовались, — сказал барон. — Мы привезли оружие, а вам его заряжать.
Молодые люди взяли по пистолету, точно отмерили одинаковое количество пороха, взяв наугад две пули, и вбили их в дула деревянными молотками.
Во время этой операции, принимать участие в которой у меня не было ни малейшего желания, я подошел к Луи, встретившему меня улыбкой.
— Не забудьте ни о чем, что я вас просил, — сказал он мне, — и добейтесь от Жиордано, которого я также просил в письме, оставленном для него, чтобы он ничего не рассказывал ни моей матери, ни брату. Позаботьтесь также о том, чтобы газеты ни словом не обмолвились об этом деле, или, уж если и напишут что-нибудь, то пусть не упоминают имен.
— Вы все еще находитесь в этом ужасном убеждении, что дуэль будет для вас роковой? — спросил я.
— Я убежден в этом больше, чем когда-либо. Вы мне, по крайней мере оставьте это право, хорошо? Чтобы я принял смерть как настоящий корсиканец.
— Ваше спокойствие, мой дорогой де Франчи, настолько велико, что это дает мне надежду, что вы сами в это не верите.
Он достал часы.
— Мне осталось жить еще семь минут, — сказал он, — возьмите, вот мои часы, сохраните их, я вас прошу, в память обо мне: это великолепный брегет.
Я взял часы и пожал руку де Франчи.
— Надеюсь вернуть их вам через восемь минут, — сказал я.
— Не будем больше об этом говорить, видите, к нам идут, — ответил он.
— Господа, — сказал подойдя де Шатогранд, — здесь справа должна быть поляна, которой я сам воспользовался в прошлом году. Давайте ее поищем. Это будет лучше, чем в аллее, где нас могут увидеть и помешать.
— Ведите нас, месье, — сказал барон де Жиордано Мартелли, — мы пойдем за вами.
Виконт пошел первым, мы следом, образуя две группы. Действительно, скоро мы оказались, после почти незаметного спуска, посреди поляны, которая раньше, несомненно, была прудом. После того как пруд высох, образовался овраг, окруженный со всех сторон склонами. Площадка, как будто специально созданная, чтобы служить театром для сцены, подобной той, которая здесь должна была разыграться.
— Месье Мартелли, — спросил виконт, — вы не хотите вместе со мной отсчитать шаги?
Барон ответил утвердительным жестом, и, идя рядом с де Шатограндом, они отмерили двадцать шагов.
Я на несколько секунд вновь остался один на один с де Франчи.
— Кстати, — сказал он, — вы найдете мое завещание на столе, там, где я писал, когда вы вошли.
— Хорошо, — ответил я, — будьте спокойны.
— Господа, если вы готовы… — сказал виконт де Шатогранд.
— Я готов, — ответил Луи. — Прощайте, мой друг, спасибо за все, что вы сделали для меня, не считая того, — добавил он с меланхолической улыбкой, — что вы для меня еще сделаете.
Я взял его за руку: она была холодной, но не дрожала.
— Послушайте, — сказал я ему, — забудьте видение этой ночи и цельтесь как можно лучше.
— Прощайте!
По дороге он встретил барона Жиордано, который держал предназначенный ему пистолет, взял его, взвел курок, даже не посмотрев на него, пошел на свое место, отмеченное носовым платком.
Господин де Шато-Рено стоял уже на своем.
В полном молчании оба молодых человека поприветствовали своих секундантов, затем секундантов своих противников, а потом друг друга.
Шато-Рено казался привычным к подобного рода делам. Он улыбался как человек, уверенный в своих силах. Возможно, он знал, что Луи де Франчи сегодня впервые взял в руки пистолет.
Луи был спокоен и холоден, его красивая голова была похожа на мраморный бюст.
— Итак, господа, — объявил де Шато-Рено, — вы видите, мы ждем.
Луи посмотрел на меня в последний раз, а потом, улыбнувшись, поднял глаза к небу.
— Господа, приготовьтесь, — сказал Шатогранд.
Затем он стал считать, хлопая в ладоши:
— Раз… два… три…
Два выстрела слились в один.
В это же мгновение я увидел, как Луи де Франчи, дважды обернувшись вокруг себя, опустился на одно колено.
Де Шато-Рено остался стоять: был слегка задет лишь лацкан его редингтона.
Я поспешил к Луи де Франчи.
— Вы ранены? — спросил я.
Он попытался мне ответить, но не смог: на губах его появилась кровавая пена.
Тогда он бросил пистолет и поднес руку к правой стороне груди.
Мы с трудом рассмотрели на его редингтоне дырку, в которую бы мог войти кончик мизинца.
— Господин барон, — закричал я, — бегите в казарму и приведите полкового хирурга.
Но де Франчи собрал силы и остановил Жиордано, сделав ему знак, что это уже бесполезно.
Тут он упал на второе колено. Де Шато-Рено тотчас удалился, но оба его секунданта приблизились к раненому.
Мы же тем временем расстегнули редингтон и разорвали жилет и рубашку.