Book.

Эусеб схватил руку юной негритянки: сухая и горячая, она лихорадочно дрожала.

— Идем, — ответил он, увлекая за собой Кору, — идем! Оставив слева сады Гавое, они направились к югу через равнину, засаженную цветущими фруктовыми деревьями, разлившими в воздухе сильные и сладкие ароматы.

Ночь была тихой и ясной, одни лишь звезды слабо освещали двух путешественников.

Так они шли в течение часа.

Понемногу последние признаки цивилизации остались позади; невысокие, с круглыми вершинами манговые, лимонные и дынные деревья сменились вырезанными в звездном куполе высокими и плотными силуэтами тамариндов, ликвидамбаров, тиковых и других лесных деревьев.

Поднявшийся ветер с сильным шумом заколыхал широкие листья кокосовых и гибкие стрелки арековых пальм, что склонялись и волновались на пути ночных странников, словно огромные султаны.

Приближался рассвет; Эусеб и кора вошли в лес, покрывавший основание горы Текоекуа.

Громоздившиеся друг на друга обломки базальта и лавы, пепел и шлак покрывали землю и затрудняли передвижение; посреди огромной поляны возвышалась пирамидальная скала, брошенная туда, возможно, каким-нибудь чудовищным извержением вулкана.

Эусеб остановился у подножия этой скалы, поджидая немного отставшую Кору; он позвал ее, и девушка прибежала на зов.

Она держала в руках охапку веток гардении и стеблей малатти, только что собранных ею, и плела из них венок, в который ловко, хотя было темно, вставляла белые чашечки первых и пурпурные трубочки вторых.

— Что ты делаешь? — спросил Эусеб.

— Мы не можем идти дальше, пока я не принесу жертву духу огня, хозяину горы.

— Так сделай это, и сделай поскорее, — ответил Эусеб, не дав себе труда скрыть жест досады.

— Будь милостивым и добрым, господин; своды деревьев удваивают темноту ночи, и мы не сможем до рассвета двигаться дальше; позволь твоей рабыне сделать дух благосклонным к твоим намерениям; она сейчас охвачена таким же, как ты, нетерпением оказаться там, где сверкающие камни огненными волнами заструятся у тебя в пальцах.

Успокоенный словами Коры, Эусеб сел на ствол упавшей пальмы.

Молодая негритянка покрыла голову сплетенным ею венком, продолжая держать в руке довольно большой букет, собрала ветки для костра; разгоревшееся пламя озарило красноватым светом лицо и одежду Коры, вставшей на гребень монолита.

Один за другим она брала из букета, который держала в руке, белые цветы гардении и бросала их в костер, напевая тягучую однообразную мелодию, напоминавшую жалобы наших европейских пастухов.

Мрачная и величественная декорация, поза и фантастическая красота негритянки (освещенная отблесками умирающего костра, Кора казалась жрицей ночи), взволнованный, несмотря на однообразие речитатива, голос — все должно было поразить воображение Эусеба.

Допев свое заклинание, Кора сняла с головы венок и тоже бросила его в костер; затем, склонившись к пламени, с тревогой следила за тем, как он горит.

Внезапно, когда последние вспышки заставили затрещать темные листья малатти, она радостно вскрикнула, выхватила из огня наполовину сгоревший венок и поспешно сбежала со скалы.

— Смотри, смотри, — сказала она Эусебу, показывая ему почерневшие ветки. — Видишь, этот цветок гардении вышел из испытания нетронутым: пламя пощадило его и он такой же белый, такой же чистый, каким был, когда мои пальцы сорвали его стебель.

— И что же?

— Это доброе предзнаменование; дух на твоей стороне, ты вернешься из этого путешествия живым и здоровым.

— Но ты, Кора?

— Это неважно, — ответила Кора, смяв пальцами благоухающие трубочки малатти, вероятно изображавшие ее в этом обряде; огонь скрутил, обуглил их и заставил почернеть.

— Нет! — воскликнул Эусеб. — Я скорее откажусь от алмазов, даже если их так же много и они весят столько же, как те, что содержатся во всех копях Визапура, чем пожертвую ради них одним-единственным твоим волоском!

Вырвав, наконец, у Эусеба это восклицание, Кора, казалось, ослабела.

— Ну, дитя мое, вставай, — продолжал Эусеб. — Постараемся к утру вернуться в Гавое.

— Вернуться в Гавое? Но почему? — в недоумении переспросила негритянка.

— Потому что незачем продолжать это долгое испытание.

— О каком испытании ты хочешь говорить, господин? И она пальцем указала Эусебу на фосфоресцирующий

огонек, летевший к горе, то скользя над самой землей, то поднимаясь к вершинам самых высоких пальм.

— Но куда идти в ту сторону?

— На Текоекуа. Прежде чем солнце пройдет половину своего пути, ты погрузишь руки в чашу, содержащую чудесное богатство, о котором я говорила тебе. Я сказала тебе правду, господин, клянусь тебе. Пойдем, он хочет этого, так надо.

Несмотря на неразрешимую загадку, содержавшуюся для него в этих последних словах, Эусеб без колебаний, с новым пылом последовал за Корой: ориентируясь на подвижный огонь, который она показывала хозяину, молодая женщина взбиралась на первые откосы Текоекуа и прокладывала путь среди лиан, превративших лес в непроницаемую массу зелени.

Вскоре Эусеб и Кора покинули область больших лесов и вступили туда, где земля, тощая от покрывших ее поверхность пепла и лавы, может вскормить лишь невзрачные мимозы и малорослые пальмы. С приближением утра звезды побелели, ночь стала темнее, и Кора продолжала путь, следуя за блуждающим огоньком, прихотливо двигающимся перед ней и ее спутником.

Эусеб осмелился высказать несколько замечаний; но, хотя Кора судорожно вздрагивала всем телом, словно все еще не могла оправиться от испытанных ею треволнений, она твердо настаивала на том, чтобы не отступать от пути, начертанного перед ними огнем, который им послал, по ее словам, сам Ракшаса, и ее хозяин, видевший, что они продолжают подниматься в гору, больше не решался возражать.

Понемногу последние мимозы остались позади; земля, по которой они шли, становилась все более неровной.

Иногда им приходилось взбираться на груды остывшей лавы или базальта, расставленные по земле, словно исполинские дольмены; иногда они до колен проваливались в рыхлый пепел, покрывший землю слоем в несколько футов толщиной.

— Судя по твоему рассказу, Кора, — произнес Эусеб, — мне кажется, что мы совершенно напрасно взбираемся на все эти скалы; отвесная скала и несущий алмазы ручей должны находиться на этой высоте Текоекуа, но правее; они должны находиться на том склоне горы, что смотрит на Папандаян, ее соседа.

Вместо ответа Кора показала хозяину бледный огонек, продолжавший порхать над кучами шлака; Эусеб, оглядев темную громаду возвышавшейся перед ним горы, увидел, что они поднялись не более чем на треть ее высоты, и признал, что, возможно, права негритянка.