Едва узнав о моих намерениях, Фуше с помощью своих агентов, но так, чтобы никто не заподозрил его причастность, пустил среди главных якобинцев слух, будто я хочу возродить королевство с единственной целью — отдать корону ее законному наследнику. Да еще добавлялось, что по тайному договору в этом деле мне окажут поддержку все иностранные державы.
Дьявольское измышление, отвращающее от меня всех, кому реставрация Бурбонов угрожала потерей жизни или благополучия.
Поскольку в то время я еще недостаточно знал Фуше, я, само собой, не подозревал такого коварства. Это правда, и подтверждением служит то, что именно ему я поручил изучить настроения в обществе. Ему не составило никакого труда представить мне отчет о слухах, ибо он сам был их автором.
— Якобинцы, — сказал он, — будут биться до последнего, лишь бы преградить вам дорогу к трону. Им не страшен монарх как таковой, думаю, даже они понимают, что это способ покончить со всеми проблемами, но Бурбонов они боятся, как огня.
Такие слова не могли меня не обескуражить, поскольку уж я-то ни секунды не думал о Бурбонах. Я напомнил об этом Фуше и спросил, как сделать так, чтобы перекрыть дорогу ложным слухам и убедить якобинцев, что я стараюсь исключительно ради самого себя. Он попросил два дня, чтобы дать мне ответ».
Через два дня, как и обещал, Фуше снова пришел к Бонапарту.
— Английский бриг, о котором нам докладывал полковник Савари, ушел на одиннадцатый день. Причина в том, что на его борту были только второстепенные агенты, и капитан вернулся в Британию, чтобы позднее они переправились во Францию другим путем. Вы слишком хорошо знаете принцев дома Бурбонов, графа д'Артуа и герцога Беррийского, чтобы поверить, будто они способны явиться в Париж и вступить с вами в борьбу. Они не поднялись даже тогда, когда Вандея звала их на борьбу с республиканцами. Господин граф д'Артуа — фат до мозга костей, он слишком занят любовными романами с английскими красавицами всех возрастов. Что до герцога Беррийского, то, как вам тоже известно, он ни разу не воспользовался случаем, чтобы доказать на дуэли или в бою свое личное мужество. Хотя, как особе королевской крови, ему не пристало такие случаи упускать. Но есть на свете, точнее, на берегах Рейна, а еще точнее, в шести-семи лье от Франции, человек мужественный и отважный, двадцать раз воевавший против республиканцев, — это сын принца Конде, герцог Энгиенский.
Бонапарта передернуло.
— Знаете, Фуше, — медленно произнес первый консул, — мне кажется, что, хотя я и делюсь с вами моими планами, время от времени вас посещает страшная мысль: а вдруг в один прекрасный день я помирюсь с Бурбонами и этот день станет последним для вас, господин цареубийца? Ну что ж, если какой-нибудь Бурбон строит козни против меня и если это обнаружится, меня не остановить ни голубой кровью, ни общественными условностями. Мой жребий брошен, я хочу дойти до конца, до того конца, который, как мне верится, предписан мне судьбой. Я опрокину все препятствия на моем пути, если так мне велит мой долг или моя совесть.
— Гражданин, — ответил Фуше, — я не из личной корысти заговорил с вами о герцоге Энгиенском. После того как вы оказали Кадудалю честь и встретились с ним, Соль де Гризоль не последовал за своим генералом в Лондон, а выехал в Германию. Мне очень хотелось знать, что он будет делать по ту сторону Рейна, и я приставил к нему того агента, с которым вы недавно познакомились. Как вы заметили, это очень ловкий малый. Он проследил за Соль де Гризолем до Страсбурга, затем пересек Рейн и вместе с ним приехал в Эттенгейм. Первым делом адъютант Кадудаля засвидетельствовал свое почтение Его Высочеству герцогу Энгиенскому, который пригласил его на ужин и с которым беседовал до десяти часов вечера.
— Ну и что, — оборвал его Бонапарт, прекрасно поняв, к чему клонит Фуше, — ваш агент ведь не присутствовал на этом ужине, не так ли? Следовательно, он не знает, о чем они говорили и какие у них планы.
— О чем они говорили, легко догадаться. Какие планы — тоже. Но не будем заниматься предположениями, остановимся на фактах. Мой человек, как вы понимаете, не из тех, кто станет зря тратить время. Так вот, он употребил эти восемь часов, чтобы навести справки. И он узнал, что герцог Энгиенский регулярно отлучается из Эттенгейма и отсутствует по семь-восемь дней. Кроме того, ему стало доподлинно известно, что время от времени герцог проводит ночь, а то и две, в Страсбурге.
— Ничего удивительного, — пожал плечами Бонапарт, — даже я знаю, что он там делает.
— И что же?
— Навещает свою любовницу, принцессу Шарлотту де Роан.
— Теперь остается только убедиться, не было ли пребывание в Страсбурге у г-жи Шарлотты де Роан — лишь предлогом. Дело в том, что Шарлотта де Роан не любовница герцога Энгиенского, а его жена, так как он тайно женился на ней, и, следовательно, она могла бы спокойно жить с ним в Эттенгейме. Приезжая в Страсбург к своей жене, он мог видеться там и со своими сообщниками, а от Страсбурга до Парижа, как вы знаете, можно добраться всего за двадцать часов.
— Так вот почему, — нахмурил брови Бонапарт, — мне говорили, что его видели в театре. А я сказал, что это выдумки.
— Был он на спектакле или не был — неважно, — заметил Фуше. — Важно не терять герцога Энгиенского из виду, именно к этому я призываю первого консула.
— Я знаю, что я сделаю, — ответил Бонапарт. — Завтра же я пошлю своего человека на ту сторону Рейна, пусть он лично мне доложит о том, что там творится. Тогда мы вернемся к этому разговору.
И, повернувшись спиной, он дал Фуше понять, что хочет остаться один.
Через час первый консул вызвал инспектора жандармерии и спросил, нет ли у него надежного человека, которого можно направить с секретной миссией в Германию, чтобы он проверил сведения агента Фуше. Инспектор ответил, что у него есть как раз такой человек, какой нужен первому консулу, и спросил, желает ли первый консул дать инструкции непосредственно агенту или передаст их через него.
В таком серьезном деле следует продумать все до мелочей, сказал Бонапарт. Вечером он составит план действий и передаст их инспектору. И как только офицер будет полностью готов, пусть сразу же отправляется в Страсбург.
Бонапарт сформулировал задание следующим образов:
«Выяснить, действительно ли герцог Энгиенский тайно отлучается из Эттенгейма;
выяснить, кто из эмигрантов находится в ближайшем окружении герцога или кто чаще других имеет честь встречаться с ним;
выяснить, имеет ли герцог политические сношения с английскими агентами, находящимися при германских дворах».
В восемь часов вечера эмиссар Бонапарта выехал в Страсбург.
Пока первый консул думал над инструкциями офицеру жандармерии, в Тампле, куда были доставлены ранее арестованные заговорщики, разыгралась трагедия.
Среди арестованных был слуга Жоржа, по имени Пико, и два его сообщника, которых взяли вместе с ним в доме на улице Бака в тот же день, когда Лиможец увидел, как Жорж покинул это здание. В комнате Пико нашли записку с адресом на улице Сентонж. Поспешив туда, полиция схватила Роже и Дамонвиля, но опоздала на несколько минут, и Костеру де Сен-Виктору удалось уйти.