Едва попав в Тампль, Дамонвиль повесился [109] .
В результате ночные дежурные получили приказ дважды в ночь проверять камеры, тогда как до этого случая они запирали заключенных вечером и возвращались только утром.
Еще один заговорщик, Буве де Лозье, был арестован двенадцатого февраля у г-жи де Сен-Леже с улицы Сен-Совёр. В Тампле его поместили в общую камеру рядом с железной печкой, обращались с ним грубо и подвергали суровым допросам.
Буве де Лозье было тридцать шесть лет. Генерал-адъютант Жоржа Кадудаля и его доверенное лицо, именно он, под вымышленным именем, подготовил те фермы, которые служили пристанищем заговорщикам по пути в Париж и список которых Лиможец продиктовал Савари.
Буве де Лозье был одним из самых активных агентов, по его указанию г-жа де Сен-Леже, та самая, у которой он жил, сняла в Шайо дом номер шесть на улице Гранд, где под именем Ларива остановился Кадудаль.
Поняв, что на первом же допросе он рассказал слишком много, и испугавшись, что на втором расскажет еще больше, Буве де Лозье решил покончить с собой так же, как Дамонвиль. И в ночь на четырнадцатое февраля около полуночи он повесился на своем галстуке из черного шелка, прикрепив его к верхней петле двери в камеру.
Когда он уже терял сознание, охранник по имени Савар, совершая ночной обход, попытался войти в его камеру. Почувствовав, что дверь не открывается, он толкнул ее со всей силы и ввалился внутрь. Услышав стон, охранник обернулся, увидел висевшего на галстуке заключенного и позвал на помощь.
Второй охранник, думая, что на Савара напали, прибежал, держа наготове нож.
— Режь, Эли, режь! — Савар показал на галстук, все туже затягивавшийся на шее узника.
Охранник не медля разрезал узел, и Буве замертво рухнул на пол. Все решили, что он мертв, главный охранник по фамилии Фоконье приказал перенести тело в канцелярию и позвать врача Тампля г-на Супе засвидетельствовать смерть.
Врач обнаружил, что узник еще дышит, и пустил ему кровь. Через несколько минут Буве де Лозье открыл глаза.
Как только стало ясно, что он вынесет переезд, его отправили к начальнику полиции гражданину Демаре.
Его уже ждал Реаль, который к тому времени стал заместителем министра генеральной полиции, и Буве не только признался во всем, но сделал письменное заявление. И на следующий день, в семь утра, когда агент Бонапарта выезжал в Германию, Реаль входил к первому консулу.
С Бонапартом был еще его камердинер Констан, причесывавший его.
— А, господин государственный советник, значит, у вас есть что-то новенькое, раз я вижу вас в столь ранний час? — вскричал первый консул.
— Да, генерал, у меня есть новости чрезвычайной важности, но я хотел бы поговорить с вами наедине.
— О, не волнуйтесь, не обращайте внимания на Констана.
— Воля ваша, генерал. Пишегрю в Париже.
— Да, Фуше мне уже докладывал.
— Но вряд ли он вам сказал, что Пишегрю и Моро встречались и задумали новый заговор.
— Ни слова больше! — Бонапарт приложил палец к губам.
Поторопив Констана, первый консул быстро закончил свой туалет и увел государственного советника в кабинет.
— Вы правы, — сказал он, — если ваши слова — правда, то это в самом деле очень важная новость.
И Бонапарт быстро перекрестился большим пальцем — тем движением, о котором мы уже не раз упоминали.
Реаль рассказал ему все по порядку.
— И вы говорите, — уточнил Бонапарт, — он сделал письменное заявление? Оно у вас с собой?
— Да, — Реаль протянул ему бумагу.
Бонапарт так торопился, что почти вырвал ее из рук министра.
В самом деле, новость о том, что Моро принимает участие в заговоре, была ошеломляющей. Моро и Пишегрю были единственные, кого можно было противопоставить Бонапарту как полководцу. Пишегрю, справедливо или огульно обвиненный в предательстве, 18 фрюктидора сосланный в Синнамари, несмотря на его чудесное спасение, в котором чувствовался промысел Божий, сам по себе был не слишком опасен Бонапарту.
Напротив, Моро, еще не остывший после битвы при Гогенлиндене и недовольный тем, как его отблагодарили за победу, жил в Париже как частное лицо и был популярен. После 18 фрюктидора и 13 вандемьера Бонапарт выслал или удалил от дел только якобинцев, то есть экстремистское крыло республиканцев. Все умеренные, видевшие, как первый консул постепенно захватывает власть в стране и движется к восстановлению монархии, если не реально, то в мыслях собирались вокруг Моро. При поддержке трех-четырех генералов, верных принципам восемьдесят девятого и даже девяносто третьего года, и заговорщиков, которые открыто, как Ожеро и Бернадотт, или тайно, как Мале, Уде и Филадельфы, действовали в армии, Моро являлся серьезным и опасным противником. И этот республиканец без страха и упрека, этот Фабий [110] , как его называли, этот сторонник выжидательной политики, который утверждал, что надо дать людям и событиям время, чтобы они сами поспели, этот самый Моро очертя голову бросается в роялистский заговор с приспешником Конде Пишегрю, с одной стороны, и шуаном Жоржем, с другой.
Бонапарт улыбнулся, посмотрел на небо и, вздохнув, промолвил:
— Воистину я родился под счастливой звездой!
Затем он вновь обратился к Реалю:
— Это письмо написано им собственноручно?
— Да, генерал.
— И он сам его подписал?
— Так точно.
— Посмотрим.
И он впился глазами в текст:
«Человек, вернувшийся из могилы и еще чувствующий ее холод и мрак, требует отомстить тем, кто предательски сбросил его и его партию в пропасть. Посланный во Францию, чтобы поддержать дело Бурбонов, он оказался перед выбором: или бороться за Моро, или отказаться от единственной цели своей миссии…»
— Что это значит — бороться за Моро? — удивился Бонапарт.
— Читайте дальше, — не стал ничего объяснять Реаль.
«Принц из дома Бурбонов должен был приехать из Англии, чтобы возглавить партию роялистов. Моро обещал присоединиться к борьбе за дело Бурбонов. Роялисты двинулись во Францию, но Моро отрекся от своих слов. Он предложил им бороться за него и провозгласить его диктатором. Таковы факты, вы сами можете дать им оценку.
Моро направил одного из генералов, служивших под его командованием, а именно Лажоле, в Лондон. Пишегрю был посредником между ним и принцем. Лажоле от имени и по поручению Моро согласился с основными пунктами предложенного плана. Принц собирается выехать, но во время парижских встреч Моро, Пишегрю и Жоржа Моро объявляет о своих намерениях и о том, что готов действовать только ради диктатора, а не ради короля. И тогда в партии роялистов начался раскол, который фактически ее погубил.