Доктор остался один, не в силах понять, что произошло и с кем он имел дело — с сумасшедшим или с грабителем. И только на следующий день, когда к нему явился полицейский и дал описание Жоржа, след которого затерялся в районе его дома, доктор понял, с кем он столкнулся.
Читая описание, он наткнулся на фразу: «Сочные губы и тридцать два зуба». Доктор прервал чтение и заявил:
— Здесь ошибка! У него уже не тридцать два зуба.
— С каких это пор? — удивился агент.
— С тех пор, — пояснил г-н Гильбар, — как вчера вечером я вырвал ему один зуб.
Спустя два дня после этого происшествия, которое, как я уже сказал, вошло в полицейские анналы, были схвачены два самых важных сообщника Кадудаля.
История, которую мы вам сейчас предложим, не является ни легендой, сочиненной полицией, ни судейским анекдотом.
На борту первого парохода, которым я путешествовал из Генуи в Марсель [115] , мне довелось познакомиться с маркизом де Ривьером. За приятной беседой мы сблизились, но в тот момент, когда он начал рассказ о своем аресте, я страшно мучался от морской болезни. И странная вещь: его дрожащий голос, неотступно звучавший посреди моих невыносимых страданий, казалось, ввинчивался в мой мозг. Он умолк, только когда заметил, какие неслыханные усилия я делаю, чтобы слушать его и в то же время скрыть свои мучения. В результате воспоминания об этом разговоре и моих муках и через сорок лет так свежи, как будто все это случилось только вчера.
Г-н де Ривьер и г-н Жюль де Полиньяк были связаны той античной дружбой, которую может разорвать одна лишь смерть. Они состояли в одном заговоре и вместе приехали в Париж, умереть они рассчитывали тоже вместе.
Охота на них началась после ареста Моро и Пишегрю. Оказавшись на улице, они решили попросить убежища у графа Александра де Лаборда, своего ровесника, принадлежавшего к финансовой аристократии и легко уживавшегося с правлением первого консула. У него был свой особняк на улице Артуа, неподалеку от улицы Шоссе-д'Антен.
Маркиз де Ривьер остановился у одного из пилястров Ганноверского павильона [116] и прочитал указ префекта полиции о смертной казни для укрывателей преступников. Он вернулся к Жюлю де Полиньяку, поджидавшему его на бульваре Итальянцев, и сказал:
— Друг мой, мы только что чуть не совершили нечто ужасное. Попросив убежища у графа де Лаборда, мы подставили бы под удар его самого и всю его семью. Думаю, с помощью денег мы найдем не менее надежное пристанище, надо только поискать.
Жюль де Полиньяк как человек порядочный согласился с этим справедливым предложением, и друзья расстались, чтобы продолжить поиски поодиночке.
В тот же вечер маркиз де Ривьер встретил одного из своих старых камердинеров по фамилии Лабрюйер, у которого он однажды уже отказался остановиться из боязни скомпрометировать его. На этот раз почтенный слуга так уговаривал маркиза, что тот решил воспользоваться его гостеприимством.
Он прожил у него восемнадцать дней, никто его не беспокоил, и, возможно, его так и не нашли бы, если бы не опрометчивость его друга Жюля. Однажды, придя в дом, в котором он скрывался, Жюль узнал, что его брата Армана только что арестовали. Очертя голову, без всяких предосторожностей, он бросился к маркизу де Ривьеру, чтобы рассказать ему о несчастье. Маркиз потребовал, чтобы Жюль остался у него.
— Никто не видел, как вы вошли? — спросил г-н де Ривьер.
— Никто, даже привратница.
— Тогда вы спасены.
Шесть дней они прожили бок о бок в одной комнате, на седьмой день Жюль, несмотря на настойчивые просьбы друга, отправился на встречу, которая, как он утверждал, была крайне необходима.
Один из полицейских узнал его, последовал за ним и проводил до самого дома. Утром Жюль де Полиньяк вместе с маркизом де Ривьером были арестованы на квартире у Лабрюйера.
К ним явился тот же самый комиссар Комменж, который некоторое время назад арестовал Пишегрю. Первым делом он сказал бедняге Лабрюйеру, что законом запрещено предоставлять жилье посторонним лицам, на что тот ответил, что г-н де Ривьер ему не посторонний, а друг, и что, даже если гильотина стояла бы у самого его порога, он все равно открыл бы дверь, чтобы приютить своего старого хозяина.
Всех троих проводили на допрос к государственному советнику Реалю.
— Господин государственный советник, — первым делом заявил маркиз де Ривьер, — предупреждаю вас, что ни я, ни мой друг не скажем ни слова, если вы не пообещаете, что не причините никакого зла человеку, который принял меня в своем доме, не зная, ради чего мы находимся в Париже.
Советник обещал. Г-н де Ривьер обнял своего старого слугу и сказал:
— Прощайте, друг мой, мне обещали оставить вас в покое. Я счастлив.
В пятницу 9 марта в шесть часов вечера агент охранной полиции по фамилии Каньоль получил в префектуре приказ отправиться к подножию холма Сент-Женевьев, чтобы сесть на хвост местному кабриолету номер пятьдесят три, если он паче чаяния там появится.
Этот кабриолет ехал за Жоржем, который опять менял место жительства и переезжал на квартиру, которую снял его друг за восемь тысяч франков в месяц.
Кабриолет проехал без седока, но Каньоль последовал за ним, догадавшись, что он направляется за тем, кого разыскивают.
Дорога была усеяна полицейскими агентами, которые также получили соответствующие инструкции. Каньоль передал им приказ, и они присоединились к слежке.
Кабриолет медленно покатил на площадь Сент-Этьен-дю-Мон, свернул на улицу Сент-Женевьев и остановился напротив аллеи, которая вела к маленькой фруктовой лавке.
Ворота аллеи были открыты, капот кабриолета опущен. Кучер зашел в лавку и зажег фонари. В тот момент, когда он вешал последний фонарь, Жорж, два его друга — Ле Ридан и Бюрбан, а также некто четвертый подбежали к кабриолету. Жорж первым вскочил в экипаж, его друзья хотели последовать за ним, но тут Каньоль, работая локтями, врезался в их группу.
— Что такое? — оттолкнул его Бюрбан. — Вам мало места? Нельзя было пройти с другой стороны?
— Мне кажется, — ответил агент в тон ему, — что я никому ничего плохого не делаю и могу идти, где хочу.