Назначьте день, когда мы можем встретиться, и, полагаясь на ваше честное слово, я безбоязненно явлюсь к вам один или в сопровождении моих адъютантов. Я буду вести переговоры от своего лица и от лица моих людей, и буду несговорчив только в том, что касается их интересов,
Жорж Кадудаль»
Ниже подписи Кадудаля Бонапарт написал:
«Немедленно назначить встречу, соглашаться на все условия, лишь бы Жорж и его люди сложили оружие. Потребуйте, чтобы он явился ко мне в Париж. Выдайте ему охранную грамоту. Я хочу увидеть этого человека и составить о нем собственное мнение».
Ответ Бонапарта был целиком написан его рукой, включая адрес: «Генералу Брюну, главнокомандующему Западной армии».
Генерал Брюн стоял лагерем на той самой дороге из Ванна в Музийак, где на глазах Ролана произошла битва Ста, в которой был разбит генерал Харти.
Жорж явился к нему в сопровождении двух адъютантов, которые ради столь важной встречи сменили военные прозвища на свои подлинные имена — Соль де Гризоль и Пьер Гиймо.
Брюн протянул руку Кадудалю и проводил гостей на тыльную сторону траншеи, где все четверо и уселись.
В ту самую минуту, когда должны были начаться переговоры, явился Бранш-д'Ор с письмом такой важности, как ему сказали, что он счел своим долгом доставить его генералу, где бы тот ни находился. Синие пропустили его к командиру, который с разрешения Брюна взял письмо и прочитал его. Ни один мускул его лица не дрогнул, он сложил письмо, бросил в шляпу и повернулся к Брюну:
— Слушаю вас, генерал, — сказал тот.
Через десять минут переговоры были окончены. Шуаны, солдаты и офицеры, разойдясь по домам, ни в настоящем, ни в будущем не станут подвергаться преследованиям. Их вождь поклялся, что без его приказа они не прикоснутся к оружию.
Для себя Кадудаль просил разрешения продать некоторые земли, мельницу и дом, которые ему принадлежали, и отказывался от репарации. Он намеревался уехать в Англию и жить там на деньги, полученные за проданное имущество.
Что же до встречи с первым консулом, то Кадудаль заявил, что это приглашение считает большой честью и отправится в Париж, как только закончит с нотариусом Ванна дела по продаже имущества и получит охранную грамоту от генерала Брюна.
Для двух адъютантов, которых он хотел взять с собой в Париж, чтобы они присутствовали при беседе с Бонапартом, Кадудаль требовал того же, что и для других, — забвения прошлого, безопасности в будущем.
Брюн потребовал перо и чернил. Договор был написан на листе бумага, лежавшем на барабане. Кадудаль прочитал его, поставил свою подпись и велел подписаться адъютантам. Брюн подписал договор последним, обещая лично проследить, чтобы все пункты договора были неукоснительно соблюдены.
Пока с договора снимали копию, Кадудаль вынул из шляпы письмо и подал Брюну.
— Прочтите, генерал, — сказал он, — и вы увидите, что отнюдь не нужда заставила меня заключить с вами договор.
Действительно, в письме, полученном из Англии, сообщалось, что одному нантскому банкиру были переданы триста тысяч франков с указанием предоставить их в распоряжение Жоржа Кадудаля.
Взяв перо, Кадудаль написал на обороте письма:
«Сударь,
верните деньги в Лондон. Я только что заключил мир с генералом Брюном и, следовательно, не могу распоряжаться деньгами, направленными на продолжение войны,
Жорж Кадудаль»
Через три дня после подписания договора Бонапарт получил его копию, на полях которой Брюн изложил обстоятельства, с которыми мы только что познакомили читателя.
Спустя две недели Жорж продал свое имущество и получил шестьсот тысяч франков. Тринадцатого февраля он уведомил Брюна о своем отъезде в Париж, а восемнадцатого на странице «Монитёра», отведенной для официальных сообщений, было напечатано:
«Жорж едет в Париж, чтобы встретиться с правительством. Ему тридцать лет, он сын мельника, он любит войну и у него отличное образование. Генералу Брюну он рассказал, что вся его семья погибла на гильотине, что он желает перейти на сторону правительства, и ему было обещано, что его связь с англичанами будет предана забвению. К помощи Англии он прибегнул лишь для того, чтобы бороться с террором 93-го года и анархией, в которую погружалась Франция» [31] .
Бонапарт совершенно справедливо заметил Бурьену, когда тот читал ему газеты:
— Не трудитесь, Бурьен, они пишут только то, что я позволяю.
Легко заметить, что статейка эта не только вышла из его кабинета, но и была составлена со свойственной ему ловкостью. Это была смесь проницательности и ненависти. Первый консул, предусмотрительно готовя реабилитацию Кадудаля, приписывал ему давнее желание служить правительству и, движимый ненавистью, заставлял Кадудаля обличать 93-й год.
Кадудаль выехал в назначенный день, в Париж он прибыл шестнадцатого февраля, семнадцатого прочитал «Монитёр» и заметку, где говорилось о нем. Оскорбленный тем, что было напечатано в газете, он хотел тут же уехать, не встретившись с Бонапартом. Но потом подумал, что лучше будет принять приглашение, лично изложить первому консулу свой «символ веры» и отправиться в Тюильри как на дуэль в сопровождении двух секундантов, офицеров де Гризоля и Пьера Гиймо [32] .
Итак, через Военное министерство [33] он уведомил Тюильри о своем приезде, и девятнадцатого февраля, на следующий же день после того, как подал прошение об аудиенции, получил приглашение во дворец.
Именно на эту встречу с таким нетерпением и любопытством отправлялся первый консул Бонапарт.
Три роялиста ожидали в большом салоне, который по-прежнему официально назывался салон Людовика XIV, а в обычных разговорах — салон Кокарды. Все трое были в форме командиров роялистской армии, Кадудаль заранее обсудил это условие.
Униформа состояла из мягкой фетровой шляпы с белой кокардой, серого мундира и зеленого короткого плаща. Куртка Кадудаля была обшита золотым галуном, у младших офицеров — серебряным. Костюм их дополняли широкие бретонские штаны, серые гетры и белые пикейные жилеты.