— Однако же, не другое ли судно он видит?
— А что вы думаете, ведь не мудрено!.. Эти негодяи пираты как шакалы, подчас охотятся и не в одиночку.
Потом он закричал:
— Эй, вахтенный! В которой стороне судно?
— На северо-северо-западе, прямо у нас под ветром.
— Это хорошо, — сказал я штурману, — по крайней мере, если придется бежать или огрызаться, так мы будем иметь дело с одним неприятелем. Однако же не худо бы, я думаю, разбудить шкипера.
— Конечно, придется разбудить, а жаль; пусть бы его себе спал, а вы бы стали командовать. Между тем все бы, я думаю, не мешало прибавить несколько парусов.
— Да, не дурно бы; и шкипер, верно, то же велел бы. Притом, — продолжал я, снова поглядывая в трубу, — мешкать некогда, потому что фелука идет гораздо скорее нас. Пошлите разбудить вашего капитана, да велите, чтобы вахтенные были готовы на работу. Вы знаете, где мы теперь?
— Я эти места знаю, как наш город Мессину; то есть я, зажмурясь, проведу корабль от Тенедоса до Чериго.
— Каково «Прекрасная Левантинка» носит паруса?
— Чудно. Словно как испанка свою мантилью. Распускай хоть до последнего, ей, голубушке, все мало.
— По крайней мере это хорошо, — сказал я.
— Оно, конечно, хорошо, да этого мало.
— Что ж вы думаете? Вы, вероятно, опасаетесь, что разбойничья фелука догонит нас?
— Если простая фелука, так куда ей!.. Да только по бокам этого проклятого судна я заметил пену которая мне очень не нравится.
— Да, видно, у этой фелуки, кроме крыльев, есть еще и лапы; а тогда уж от нее не уйти.
— Ага, так не мудрено, что она идет так скоро, — сказал я, поняв, что хотел сказать штурман, и разделяя его опасения.
Я снова приставил зрительную трубу к глазу; фелука была, по-видимому, уже не более как милях в двух от нас, и я мог явственно рассмотреть ее.
— Точно, вы угадали! — вскричал я. — Теперь и я уже вижу движения весел. Мешкать нечего. Эй, на работу!.. Готово?
— Есть! — отвечали матросы.
— Спустить паруса грота и бизань-мачты и поднять парус крюйсель!
— Кто здесь без меня распоряжается? — сказал шкипер между тем, как матросы исполняли команду.
— Тот, кто заботится о корабле, когда вы спите, — сказал я. — Теперь извольте распоряжаться сами. Только нельзя ли получше, чем в тот раз?
Я отдал зрительную трубу штурману, ушел и сел у левого борта.
— Что такое случилось? — спросил с беспокойством шкипер.
— Да то, что за нами гонится греческий пират, больше ничего. А если вы этого не боитесь, так можете идти спать, капитан.
— Неужто в самом деле? — вскричал бедняк, вне себя от страха.
— Поглядите сами, — отвечал штурман, подавая ему зрительную трубу.
Шкипер посмотрел и спросил:
— И ты думаешь, что он пират?
— Да, если б я так же верно знал, что попаду в рай, тогда бы легко было умирать.
— Что же нам делать? — сказал шкипер.
— Послушаетесь ли вы меня, старика, капитан? — спросил рулевой.
— Говори.
— Вы хоть знаете, что нам делать?
— Ну, да.
— Так спросите вот у этого англичанина, что сидит там, как будто ему и дела нет.
— Позвольте вас спросить, — сказал шкипер, подойдя ко мне, — что бы вы стали делать на моем месте?
— Я бы тотчас разбудил вахту, которая спит, и созвал бы пассажиров на совет.
— Все на палубу! — закричал шкипер с такою силою, что ее можно было бы принять за выражение решительности, а не трусости.
Так как боцмана не было, то вместо него один из старших матросов закричал, как обыкновенно кричат, чтобы вызвать людей, вахта которых кончилась, на помощь к товарищам. Я уже говорил, что экипаж этого судна состоял из добрых моряков; они разом соскочили с коек и, полунагие, выбежали на палубу; шкипер опять обратился ко мне, как бы ожидая приказаний.
— Вы сами должны знать, сколько ваш корабль может снести парусов. Так и делайте, — сказал я, — простыми глазами видно, что фелука нагоняет нас.
— Поднять лисели, бизань-мачты, грот и фор-марсель! — закричал шкипер. — Больше, я думаю, нельзя, — сказал он, обращаясь ко мне, пока матросы исполняли команду. — Вы видите, марс гнется, как тросточка.
— Разве у вас нет запасных мачт?
— Как не быть! Да ведь если мачта сломается, так это большой убыток для судохозяев.
— А вы, чтобы избавить их от этого убытка, хотите, чтобы судно попалось в руки пиратам? Вы человек расчетливый, и, право, ваши хозяева очень счастливы, что у них такой бережливый шкипер.
— Притом, — отвечал шкипер, догадавшись, что сказал глупость, — я всегда замечал, что на нашем корабле делается течь, когда парусов слишком много поднято.
— У вас есть помпы?
— Есть.
— Ну, так велите поднять парус малого крюйселя, а после посмотрим, понадобится ли поднять и его лисели.
Шкипер был вне себя от изумления, слыша, как я хочу распорядиться с его судном. Между тем пассажиры стали один за другим выходить на палубу. Они только было разоспались; знали, что пассажиров даром тревожить не станут, и потому почти у всех на лице было такое забавное выражение страха, что в другое время я бы расхохотался. Апостоли, увидев меня, подошел прямо ко мне.
— Что это такое? — спросил он с обыкновенною своей печальною улыбкою. — По вашей милости я было заснул так, как уж месяца два не спал, и меня без жалости разбудили.
— Дело в том, любезный Апостоли, — сказал я, — что мы теперь убегаем от потомков ваших знаменитых предков, и что если у вас ноги не проворны, так нам понадобятся сильные руки.
— Разве пираты за нами гонятся?
— Да. Посмотрите вот в эту сторону, вы сами увидите.
— Да, точно, — сказал Апостоли. — Но разве нам нельзя прибавить парусов?
— Можно, да все будет мало.
— Нужды нет, все надобно попытаться; а если они нас нагонят, так мы станем драться.
— Э, любезный друг! — сказал я. — Это ваша душа говорит, не спросившись тела; да притом кто еще знает, согласится ли шкипер.
— Да мы его принудим; настоящий наш капитан вы, синьор Джон; вы уже раз спасли корабль, спасите и в другой раз.
Я покачал головой с видом сомнения.
— Постойте, — сказал Апостоли и побежал к группе пассажиров, которым шкипер рассказывал, в каком мы положении.
— Господа! — вскричал Апостоли, как только мог громко, продравшись в середину группы. — Господа, мы теперь в таком положении, что должны принять скорое и твердое решение. Наша жизнь, свобода, достояние, все теперь зависит от распоряжений начальника и усердия подчиненных. Капитан, поклянитесь честью, что вы в состоянии спасти нас и за все отвечаете.