К несчастью, Фо заблуждался: к семи часам утра мозговые припадки сделались устрашающими; Тьерри предвидел такое, поэтому, едва войдя, он спросил не о том, как себя чувствует Жак, а о том, умер ли он уже. Получив отрицательный ответ, он, казалось, очень удивился и вошел в комнату, где уже собрались Фо, Жаден, Александр и Эжен Деканы; больной был в агонии. Тогда, поскольку врач больше ничего не мог сделать для его спасения и видел, что через два часа Жак перестанет существовать, Тьерри послал слугу к Тони Жоанно, приказав ему привезти Жака II, чтобы Жак I мог умереть на руках существа своей породы и сообщить ему свою последнюю волю и свои последние желания.

Это было душераздирающее зрелище: все любили Жака, который, если забыть о присущих его породе недостатках, был тем, кого среди холостяков называют веселым малым; и только Газель, словно желая нанести оскорбление умирающему, перешла из мастерской в спальню, притащив с собой морковку и принялась есть ее под столом с невозмутимостью, обличавшей превосходный желудок и очень жестокое сердце; Жак несколько раз косо посматривал на нее с выражением, может быть недостойным христианина, но вполне простительным для обезьяны. Тем временем вернулся слуга: он принес Жака II.

Жак II был совершенно не предупрежден о том, какое зрелище его ожидает, так что вначале он испугался. Этот смертный одр, на котором был распростерт один из его ближних, эти животные другой породы, окружавшие умирающего, в которых он узнал людей, — иными словами, род, подвергавший постоянным гонениям его собственный, — все это произвело на него такое впечатление, что он задрожал всем телом.

Но тотчас же к нему направился Фо с засахаренным орешком в руке; Жак II взял у него лакомство, повертел, изучая, нет ли здесь подвоха, нехотя попробовал, затем, убежденный свидетельством собственных чувств, что ему не хотят причинить зла, понемногу оправился от страха.

Тогда слуга посадил его рядом с ложем соплеменника, и Жак I, сделав последнее усилие, повернул к нему лицо, уже отмеченное печатью смерти. Жак II понял — или нам показалось, что понял, — миссию, которую он призван был выполнить; он приблизился к умирающему, ставшему неузнаваемым из-за оттопырившихся защечных мешков, затем, взяв его лапку, стал ласково жалеть больного и как будто предлагал поверить ему свои последние мысли. Больной сделал видимое усилие, собирая все силы, и сумел сесть на постели; затем, пробормотав на ухо другу несколько слов на родном языке, он указал ему на по-прежнему невозмутимую Газель жестом, подобным тому, каким в прекрасной драме Альфреда де Виньи жена маршала д’Анкра в минуту смерти указывает своему сыну на Альбера де Люина, убийцу его отца. Жак II кивнул в знак того, что понял его, и Жак I снова упал и остался недвижим.

Через десять минут он поднес обе руки к голове, снова оглядел тех, кто его окружал, словно желая навек проститься с ними, последним усилием приподнялся, вскрикнул и откинулся в объятия Жака II.

Жак I был мертв.

Присутствующие на время впали в глубокое оцепенение; казалось, и Жак II разделял его. Остановившимся взглядом он смотрел на только что скончавшегося друга, сам неподвижный, словно труп; затем, когда после пятиминутного осмотра он вполне убедился, что в теле, находившемся перед его глазами, не осталось и искры жизни, он поднес обе руки к лицу покойника, открыл его рот, потянув за челюсти в противоположных направлениях, запустил руку в защечные мешки, извлек оттуда миндаль и сунул его себе за щеки; то, что мы принимали за дружескую преданность, оказалось не чем иным, как алчностью наследника!..

Фо вырвал труп Жака I из рук его недостойного душеприказчика и передал его Тьерри и Жадену: первый из них требовал тело от имени науки, второй — от имени искусства: Тьерри хотел произвести вскрытие и узнать, от какой болезни умер Жак; Жаден хотел снять слепок с его головы, чтобы сохранить его облик и пополнить собрание знаменитых масок. Право первенства было предоставлено Жадену, чтобы он успел произвести свою операцию, прежде чем смерть изменит черты лица; было условлено после этого передать труп Тьерри, чтобы произвести вскрытие.

Поскольку снятие слепка оставляло Тьерри целый час, он воспользовался этим и отправился к Блази, вместе с которым ему надо было явиться к Фонтену [19] — тело будет перенесено к нему, а затем передано в распоряжение двух врачей.

После этого Жаден, Фо, Александр и Эжен Деканы немедленно сели в фиакр, увозя с собой Жака I и оставив Жака II и Газель полными хозяевами дома.

Операция, выполненная с величайшей тщательностью, совершенно удалась, и слепок был снят с точностью, которая дала друзьям Жака утешение сохранить хотя бы его подобие [20] . Едва они успели исполнить эту печальную и последнюю обязанность, как вошли оба врача: искусство сделало свое дело, и наука желала приступить к своему. Один Жаден нашел в себе мужество присутствовать при второй процедуре; Фо и братья Деканы удалились, будучи не в состоянии присутствовать при этом печальном зрелище.

Произведя вскрытие, обнаружили сильно воспаленную брюшину, кое-где покрытую небольшими белыми пятнами, затем излияние кровянисто-серозной жидкости: все это было следствием, но отнюдь не причиной. Поэтому два доктора продолжили свои исследования и наконец где-то примерно в середине тонкой кишки нашли легкое изъязвление: из него торчало острие булавки, головка которой оставалась скрытой в кишке; тогда они вспомнили о роковом случае с бабочкой и все разъяснилось. Значит, смерть была неизбежна, и два доктора обрели утешение, увидев, что болезнь Жака, в причине которой они слегка ошиблись, была неизлечима и что все средства врачебного искусства бессильны были спасти его от недуга, вызванного чревоугодием.

Что касается Фо, Александра и Эжена Деканов, то они в глубокой печали поднимались по лестнице дома № 109 и дошли до второго этажа, когда ощутили необычный запах жареного; по мере того как они поднимались, запах усиливался; оказавшись на площадке перед своей квартирой, они обнаружили, что запах исходил оттуда. Они поспешили открыть дверь, поскольку, не оставив в доме кухарки, не могли понять этих кулинарных приготовлений. Запах шел из мастерской.

Ворвавшись в мастерскую, они услышали, как в печке что-то жарится и увидели валивший оттуда дым. Александр распахнул дверцу и нашел Газель, перевернутую на спину на раскаленном докрасна железном листе: она варилась на пару в своем панцире.

Жак II свершил месть, завещанную Жаком I.

Принимая во внимание побудительные мотивы поступка Жака II, его простили и отослали к хозяину.

XV
КАК ТОНИ ЖОАННО, НЕ ИМЕЯ ДОСТАТОЧНО ДРОВ НА ЗИМУ, ОБЗАВЕЛСЯ КОШКОЙ И КАК, КОГДА ЭТА КОШКА УМЕРЛА, ЖАК II ОТМОРОЗИЛ СЕБЕ ХВОСТ

Спустя некоторое время после описанных нами событий внезапно наступила зима, и каждый стал устраиваться в соответствии со своим достатком или своей предусмотрительностью так, чтобы провести эту пору как можно уютнее. Однако Матьё Ленсберг обещал в этом году не слишком суровую зиму, и многие плохо заполнили свой дровяной сарай; в их числе оказался и Тони Жоанно — оттого ли, что поверил в предсказания Матьё Ленсберга, или же совершенно по другой причине (углубляться в нее нам не позволяет скромность). В результате этой оплошности остроумный иллюстратор «Короля Богемии и его семи замков», отправившись 15 января за поленом, чтобы положить его в печку, заметил, что если он будет по-прежнему топить одновременно в своей мастерской и в спальне, топлива ему хватит не больше чем на две недели.