Маленькая Нэнси колотит меня по плечам и голове, кричит, чтобы я останавливался. Представьте, я с ней полностью соглашаюсь, у меня нет ни малейшего желания приближаться к этому дому. Я останавливаю мотоцикл, Маленькая Нэнси спрыгивает на землю, и ее тут же выворачивает наизнанку. Она хватается руками за голову и снова блюет. Я чувствую, что ноги становятся ватными, а на грудь давит что-то тяжелое. Эта тварь, она все рычит в лесу, только уже ближе. Я бросаю еще один взгляд в конец дороги, на дом, который словно уползает в растущие за ним деревья, хотя, конечно, стоит на месте. Когда смотришь на него, он становится все больше и больше! Потом я вижу сверкающие огни, плавающие вокруг, угрожающие огни. «Не приближайся, — говорят они мне. — Держись от нас подальше, Мышонок». К крыльцу привалился еще один щит с надписью: «ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН», и этот щит то вспыхивает, то гаснет, словно предупреждает: «НА ЭТОТ РАЗ СЛОВА НЕ РАЗОЙДУТСЯ С ДЕЛОМ, ДРУЖИЩЕ».
Голова у меня раскалывается, но я усаживаю Маленькую Нэнси на мотоцикл, она приваливается к моей спине, словно кукла, с трудом держится в седле, я разворачиваю байк и уезжаю. Когда мы добираемся до моего дома, она ложится в постель и не встает три дня. А я с трудом могу вспомнить, что же произошло. Вся эта история словно уходит в тень. В моей памяти. Да и не успел я хорошенько все обдумать, потому что Маленькая Нэнси заболела и свободное от работы время полностью уходило на нее. Док дал ей какое-то лекарство, чтобы сбить температуру, она пошла на поправку, мы снова могли пить пиво, курить травку и ездить на байке, как прежде, но она так и не стала, какой была. А в конце августа ей снова стало хуже, и мне пришлось отправить ее в больницу. Во вторую неделю сентября Маленькая Нэнси умерла, хотя боролась изо всех сил.
— Как выглядела Маленькая Нэнси? — спрашивает Джек, рисуя себе женщину, габаритами сравнимую с Мышонком.
— Маленькая Нэнси Хейл ростом и фигурой напоминала Тэнзи Френо, — отвечает Мышонок, по его лицу видно, что вопросом он удивлен. — Когда она вставала на мою ладонь, я мог поднять ее одной рукой.
— И вы никогда ни с кем об этом не говорили? — уточняет Джек.
— Как я мог об этом говорить? — вскидывается Мышонок. — Сначала я безумно волновался из-за Нэнси, а потом все стерлось из памяти. С непонятными воспоминаниями такое случается. Вместо того чтобы оставаться в, голове, они словно стираются.
— Я прекрасно понимаю, о чем вы, — кивает Джек.
— Наверное, я тоже, — соглашается с ним Нюхач, — но не надо забывать, что кислота меняет восприятие реальности. Ты действительно видел это место… «Черный дом»?
— Никаких сомнений.
Нюхач поворачивается к Джеку:
— Ты говоришь, что Рыбак, этот подонок Бернсайд, построил его.
Джек кивает.
— Так что, возможно, он там живет и установил вокруг специальные электронные устройства, чтобы отпугивать людей.
— Может, и так.
— Тогда, я думаю, мы с Мышонком проедемся по шоссе № 35 и поглядим, не отыщет ли он эту узкую дорогу, уходящую в лес.
Составишь нам компанию?
— Не могу, — отвечает Джек. — Сначала я должен повидаться в Ардене с одним человеком, женщиной, которая, думаю, тоже сможет нам помочь. Она — еще один элемент этой картинки-головоломки, но я ничего не могу вам объяснить, не встретившись с ней.
— Женщина что-то знает?
— Да, — без запинки отвечает Джек. — Она что-то знает.
— Хорошо. — Нюхач поднимается со стула. — Выбор за тобой. Мы поговорим позже.
— Нюхач, я хочу быть с вами, когда вы войдете в «Черный дом». Когда нам придется войти в него, когда мы увидим… — Джек замолкает, пытаясь подобрать подходящие слова. Нюхач покачивается на каблуках, ему не терпится сорваться с места, отправиться на поиски логова Рыбака. — Без меня вам там не обойтись. Нюхач, ты даже представить себе не можешь, сколько тут всего наворочено. Скоро ты поймешь, о чем я говорю, и сможешь все это осознать, думаю, вы все сможете. Но, если я попытаюсь рассказать вам об этом сейчас, вы скорее всего мне не поверите. Когда придет время, вам понадобится такой проводник, как я. Вы будете рады, что я с вами. Положение сейчас критическое, для всех нас, и никто не должен все испортить.
— С чего ты решил, что я могу все испортить? — с обманчивой небрежностью спрашивает Нюхач.
— Испортить все может любой из нас, если мы не составим картинку-головоломку полностью. Поезжайте туда. Посмотрите, удастся ли Мышонку найти дом, который он видел два года назад. Осмотрите его. Но не входите — для этого вам понадоблюсь я. Осмотрев, возвращайтесь сюда. Я приеду, как только освобожусь. Думаю, буду здесь в половине третьего, самое позднее — в три.
— Где ты будешь в Ардене? На случай, что мне захочется тебе позвонить?
— Лютеранская больница округа Френч. Отделение Д. Если не сможешь найти меня, оставь сообщение доктору Спайглману.
— Отделение Д, значит? — переспрашивает Нюхач. — Ладно, полагаю, сегодня все обезумели. Наверное, мне хватит одного взгляда на этот дом, при условии, что во второй половине дня ты разобъяснишь мне все то, чего я по глупости сейчас понять не могу.
— Развязка близка, Нюхач. Мы выходим на цель. И уж кем-кем, а глупцом я тебя не считаю.
— Ты, должно быть, потрясающий коп, — говорит Нюхач. — Пусть я думаю, что половина сказанного тобой — фуфло, я все-таки тебе верю. — Он поворачивается, его кулаки с грохотом опускаются на стойку. — Вонючий Сыр! Мы поговорили. Вытаскивай свою бледнокожую задницу из кухни.
Джек выезжает с автостоянки следом за Громобойной пятеркой, и на какое-то время мы оставим его одного на полосе шоссе № 93, ведущей на север, к смотровой площадке Джуди Маршалл и отделению Лютеранской больницы, в котором она сидит взаперти. Как и Джек, байкеры направляются на встречу с неизвестным, только в их случае неизвестное находится к западу от бара «Сэнд», на шоссе № 35, где происходит быстрая аккумуляция прошлого, и нам, конечно, хочется знать, что они там найдут. По этим людям не скажешь, что они нервничают: внешне они являют собой ту же уверенность, с какой обычно врываются в бар «Сэнд». По правде говоря, нервозность они вообще демонстрировали редко. В ситуациях, вызывающих у большинства тревогу или озабоченность, они предпочитают пускать в ход кулаки. И страх действует на них иначе, чем на других: они получают удовольствие от тех редких моментов, когда он заглядывал к ним на огонек. По их разумению, страх — дарованная Господом возможность собрать коллективную силу в кулак. Поскольку они очень близки, сила эта значительная. Для тех из нас, кто не является членом группы байкеров или морским десантником, солидарность означает не более чем желание утешить скорбящего друга. Для Нюхача и его друзей солидарность — гарантия, что кто-то всегда прикроет тебе спину. Они зависят друг от друга и это знают. Для Громобойной пятерки безопасность исчисляется количеством друзей и противников.