— Такой долгий срок, — говорит она. — Такой долгий.
— По историческим меркам срок этот короток, как жизнь искорки, поднявшейся над костром. Но если хорошее приживается и развивается долго и трудно, то зло набирает силу очень быстро, выскакивает, как чертик из шкатулки. Ка — друг как зла, так и добра. Ка обнимается с обоими. Что же касается чертика… — Паркус поворачивается к Джеку. — Ты, разумеется, слышал о Железном веке? И о Бронзовом?
Джек кивает.
— На верхних уровнях Башни есть те, кто называет последние двести или около того лет в твоем мире — веком Отравленной мысли. Это означает…
— Мне этого объяснять не надо, — обрывает его Джек. — Я знал Моргана Слоута, помнишь? Я знал, что он собирался сделать с миром Софи.
Да, действительно, по плану предстояло превратить самый лучший из миров сначала в курорт для богатых, потом в источник неквалифицированной рабочей силы и, наконец, в свалку, возможно, и радиоактивных отходов. Если это не пример отравленной мысли, то Джек действительно не знает, что это такое.
— Среди разумных существ всегда встречались эсперы, — продолжает Паркус. — Это справедливо для всех Миров. Но обычно их очень мало. Необыкновенно одаренные люди, как ты мог бы про них сказать. Но с тех пор, как в твоем мире наступил век Отравленной мысли, Джек, они начали встречаться все чаще и чаще. Не так часто, разумеется, как мутанты в Проклятых землях, но достаточно часто.
— Ты говоришь о читающих мысли? — спрашивает Софи, дабы убедиться, правильно ли она понимает Паркуса.
— Да, — кивает Паркус, — но не только о читающих мысли. Предсказателях будущего. Телепортерах, способных переходить из мира в мир, как наш Странник Джек… и телекинезерах. Телепаты встречаются чаще, телекинезеры — самые редкие… и самые ценные.
— Ты хочешь сказать, для него, — уточняет Джек. — Для Алого Короля.
— Да. Большую часть последних двухсот лет аббала провел, собирая команду рабов-эсперов. Главным образом, находил их на Земле и в Долинах. Все телекинезеры родом с Земли. Эта команда рабов — его главное достижение. Мы называем их Разрушителями. Они… — Он задумывается. — Вы знаете, как обеспечивается движение галеры?
Оба кивают.
— Много гребцов приводят ее в движение веслами, — отвечает Софи и имитирует гребок, отчего ее грудь волнующе колышется.
Теперь кивает Паркус:
— Обычно рабы скованы одной цепью. Они…
Из-за каменного круга внезапно напоминает о своем присутствии Уэнделл.
— Спар. Так. — Он замолкает, хмурится, повторяет попытку:
— Спар-так.
— О чем он? — в недоумении спрашивает Паркус. — Ты понимаешь, Джек?
— О фильме «Спартак», — отвечает Джек. — И ты, как всегда, не прав, Уэнделл. Потому что говоришь о «Бен-Гуре».
Надувшись, Уэнделл протягивает жирные руки:
— Еще. Мяса.
Паркус снимает с палочки-вертела последнюю куропатку, бросает меж двух камней, за которыми сидит Уэнделл.
— Свежая добыча для Газетного Ястреба. А теперь, сделай милость, заткнись.
— Или — что? — В глазах Уэнделла появляется воинственный блеск.
Паркус вытаскивает из кобуры револьвер. Рукоятка из сандалового дерева затерта, зато ствол блестит, как новенький. Ему нет нужды отвечать. Уэнделл Грин, в коричневой тунике, с куропаткой в руке, срывается с места и скрывается за вершиной холма. Джек этому безмерно рад. «Спартак, однако», — думает он и пренебрежительно фыркает.
— Значит, Алый Король хочет использовать Разрушителей для уничтожения Лучей, — говорит Джек. — В этом все дело, так? Такой у него план?
— Ты вроде бы говоришь о будущем, — отвечает Паркус. — А происходит это прямо сейчас, Джек. Достаточно взглянуть на твой мир, чтобы увидеть идущую полным ходом дезинтеграцию. Из шести Лучей в полную силу функционирует лишь один. Еще два генерируют минимальную сдерживающую мощность. Остальные три уже мертвы. Один из них вышел из строя тысячи лет тому назад, сломался. Два других… уничтожили Разрушители. Менее чем за два столетия.
— Господи, — выдыхает Джек. Теперь он понимает, почему Спиди назвал Рыбака мелкой сошкой.
— Защита Башни и Лучей всегда лежала на древней военной гильдии Гилеада, членов которой называли стрелками в этом мире и во многих других. Они также обладали мощными экстрасенсорными способностями и могли нейтрализовать Разрушителей Алого Короля, но…
— Стрелки все ушли, кроме одного, — говорит Софи, глядя на большой револьвер на бедре Паркуса. — Если только ты тоже не стрелок, Паркус.
— Я — нет, дорогая, — отвечает он, — но стрелок у нас не один.
— Я думала, Роланд [104] — последний. Так гласят легенды.
— Он подготовил еще по меньшей мере троих, — отвечает ей Паркус. — Я не знаю, как ему это удалось, но верю, что так оно и есть. Если бы Роланд оставался один, Разрушители уже давно сломали бы Башню. Но с помощью остальных…
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь, — вмешивается Джек. — То есть сначала понимал, но безнадежно отстал.
— Чтобы сделать свою работу, тебе и не нужно все понимать, — отрезает Паркус.
— Спасибо тебе, Господи.
— А чтобы понять необходимый минимум, забудь про галеры и гребцов и вернись к вестернам, в которых снималась твоя мать. Для начала представь себе форт в пустыне.
— Это Темная башня, к которой ты постоянно возвращаешься. Она — форт?
— Да. И окружают форт не дикие индейцы…
— А Разрушители. Ведомые великим вождем Аббала.
Софи бормочет: «Король в своей башне ест хлеб и мед. Разрушители в подвале делают ему деньги».
По спине Джека струится неприятный холодок: он думает о крысиных лапках, коготки которых скребут по рассыпанным по полу осколкам стекла.
— Почему ты это сказала?
Софи смотрит на него, краснеет, качает головой, отводит взгляд:
— Так она иногда говорит. Джуди. Когда я слышу ее.
Паркус берет обгоревшую ветвь, начинает рисовать на пыли, рядом с восьмеркой.