— К концу августа я продам двадцать, — уверенно отвечает Фред. При виде этого зеленого чуда техники все тревоги забылись. Она не только вспахивает землю, к ней прилагаются еще приспособления, которые мгновенно навешиваются на каркас.
Ему хочется запустить почвофрезу, послушать, как она работает. Двухцилиндровый двигатель радует глаз.
— Фред?
Он нетерпеливо оборачивается. Ина Гейтскилл, секретарь Теда Гольца и регистратор Центра.
— Что?
— Тебе звонят по первой линии. — Она указывает на настенный телефонный аппарат, где мигают лампочки. В стоящем в ангаре грохоте — пневматические отвертки сражаются с винтами старого трактора «Кейз» — никакие звонки, разумеется, не слышны.
— Может, ты запишешь сообщение, Ина? Я помогаю Роду оживить этого зверя и…
— Я думаю, тебе лучше поговорить. Звонит Энид Первис. Твоя соседка?
Поначалу Фред не понимает, о ком речь. Но память продавца, которая автоматически складирует имена и фамилии, приходит на помощь. Энид Первис. Жена Дека. Угол Робин-Гуд-лейн к Мейд-Мариан-уэй. Он видел Дека этим утром. Они помахали друг другу.
Одновременно он замечает, что глаза у Ины слишком большие, а вот рот вдруг стал маленьким. На лице написана тревога.
— В чем дело? — спрашивает Фред. — Ина, в чем дело?
— Я не знаю, — потом, с неохотой:
— Что-то насчет твоей жены.
— Лучше поговорите с ней, босс, — говорит Род, но Фред уже бежит по измазанному маслом полу к телефонному аппарату.
***
Домой он приезжает через десять минут после отъезда из «Гольца». Со стоянки для сотрудников он вылетел пулей, веером, словно подросток, заполучивший автомобиль отца, выбросив гравий из-под задних колес. Его до смерти напугало спокойное изложение событий Энид Первис, ее попытки показать, что она не видит в случившемся ничего тревожного.
Прогуливая Потси, она проходила мимо дома Маршаллов, когда услышала крик Джуди. Не один крик — два. Разумеется, Энид поступила, как и положено соседке: подошла к двери. Постучала, приподняла крышку щели для почты, позвала. Если бы ей не ответили, она бы позвонила в полицию. Даже не стала бы возвращаться домой. Зашла бы в дом Плотски, которые живут напротив Маршаллов, и позвонила бы оттуда. Но…
— Я в порядке, — ответила Джуди, а потом расхохоталась.
Визгливо и пронзительно. Смех встревожил Энид еще больше, чем крики. — Все это сон. Даже Тай — сон.
— Ты не порезалась, дорогая? — спросила Энид через щель для почты. — Ты не упала?
— Плетеной рыбацкой корзины не было, — отозвалась Джуди. — Она мне тоже приснилась. — И тут, после заминки Энид призналась Фреду, Джуди начала плакать. Эти звуки, долетавшие сквозь щель для почты, бередили душу. Даже собака заскулила.
Энид спросила, не может ли она войти и посмотреть, не поранилась ли Джуди.
— Уходи, — прокричала Джуди и вдруг, не прекращая плакать, истерически рассмеялась. — Ты тоже сон. Весь этот мир — сон. — Затем что-то разбилось, кофейная чашка или кувшин для воды, упавшее на пол. А может, брошенное в стену.
— Я не позвонила в полицию, потому что с ней вроде бы все в порядке. — Фред стоял у стены, с трубкой у одного уха, зажимая второе рукой. Грохот ангара, который всегда так ему нравился, просто сводил с ума. — Во всяком случае, физически. Но, Фред… я думаю, тебе лучше съездить домой и посмотреть, как она.
Все недавние странности Джуди вихрем пронеслись в голове. Вместе со словами Пэта Скарды: «Мы слышим, как люди говорят: „Такой-то вдруг свихнулся“, — но это лишь слова. Расстройства психической деятельности, неврозы или психозы, растянуты во времени, и есть признаки, по которым можно судить…»
А разве он не видел эти признаки?
Видел и ничего не предпринимал.
Фред оставляет автомобиль, «форд эксшюрер», на подъездной дорожке и спешит к двери, выкрикивая имя жены. Ответа нет. Даже когда он переступает порог, с такой силой толкнув дверь, что латунная крышка, прикрывавшая щель для почты, жалобно звякает, ему никто не отвечает. Кондиционированный воздух дома слишком холодит кожу, и он понимает, что весь в поту.
— Джуди? Джуд?
По-прежнему нет ответа. Он спешит по холлу на кухню, где обычно находил ее, если возвращался домой днем.
Кухня залита солнечным светом и пуста. Кухонный и разделочные столики чистые, все блестит, две кофейные чашки лежат на сушке, подмигивая солнцу чисто вымытыми боками.
Солнце блестит и на осколках стекла в углу. Фред видит лепесток на одном из осколков и догадывается, что разбилась ваза с подоконника.
— Джуди? — вновь зовет он. Чувствует, как кровь пульсирует на шее и в висках.
Она не отвечает ему, но он слышит, как сверху доносится пение.
— Спи, моя крошка…
Фред узнает песню, но не испытывает облегчения, наоборот, у него все холодеет внутри. Эту песню она пела маленькому Таю. Колыбельная Тая. Она уже много лет ее не пела.
Он возвращается в холл и видит то, что поначалу упустил: репродукция картины Эндрю Уайетта [49] «Мир Кристины» снята с крючка и приставлена к батарее. Обои под картиной содраны до гипсокартона, листами которого обшиты стены. Фред бледный как мел, он знает, почему Джуди это сделала. Это не интуиция и не дедукция. Скорее телепатия, свойственная супругам, много лет живущим вместе.
Наверху Джуди все поет колыбельную.
Фред взлетает по лестнице, выкрикивая ее имя.
В верхнем коридоре разгром. Здесь они устроили галерею своего прошлого: Фред и Джуди около «Мэдисон шуз», блюз-клуба, куда они иногда заходили, если в «Шоколадном контрабасе» не было ничего интересного; Фред и Джуди, танцующие на свадьбе в окружении радостных родственников; Джуди в палате для рожениц, измученная, но улыбающаяся, держащая на руках крошечного, запеленатого Тая; семейная ферма Маршаллов, при взгляде на которую Джуди всегда фыркала; многое другое.
Большинство забранных в рамочки фотографий аккуратно сняты с гвоздей и поставлены у стены. Некоторые, например, фотография фермы, брошены на пол. Осколки стекла разлетелись по всему коридору. Она содрала обои там, где их прикрывали фотографии. А фотографией Джуди и Тая в палате родильного отделения исковыряла даже гипсокартон. На некоторых царапинах запеклись капельки крови.