***
Сумочка Ребекки лежит на ее столе в приемной кабинета Шустрика. Прежде чем войти в кабинет, она вырывает листок из блокнота, записывает: Фриц Хаарман (?), Ганновер (?), и сует листок в среднее отделение сумочки. Возможно, это ничего не значащие слова, но кто знает? Она в ярости, потому что позволила Бернсайду напугать себя, и, если найдет способ использовать эту чепуху против него, приложит все силы, чтобы вышибить мерзкого старика из «Макстона».
— Детка, это ты? — спрашивает из кабинета Шустрик.
— Нет, это леди Магоуэн и ее гребаный кошмар. — Она входит в кабинет и видит, что Шустрик сидит за столом и радостно пересчитывает купюры, брошенные сыновьями и дочерьми его клиентов в корзину для пожертвований.
— Моя маленькая Бекки какая-то взъерошенная, — говорит он. — Что случилось? Один из наших зомби оттоптал тебе ногу?
— Не зови меня Бекки.
— Эй, эй, выше голову. Ты не поверишь, сколько денег вытряс сегодня из родственничков твой сладкоголосый бойфренд. Сто двадцать шесть баксов! Нигде и никем не учтенных! Ладно, так что случилось?
— Чарльз Бернсайд напугал меня, вот что. Ему самое место в психиатрической клинике!
— Ты шутишь? Этот зомби — просто золотое дно. Пока Чарльз Бернсайд способен дышать, для него всегда найдется место в моем сердце. — Улыбаясь, он потрясает в воздухе купюрами. — А если у тебя есть место в моем сердце, сладенькая, тебе всегда найдется место в «Макстоне».
Вспомнив слова Бернсайда: «Король был в своем казначействе. Подсчитывал свои богатства», — она почувствовала, будто ее вываляли в грязи. Если бы Шустрик не улыбался столь радостно, полагает Ребекка, она могла бы принять его за того пациента, которого он так любит. «У всех, всех, всех бывают кошмары, ха, ха, ха, хо, хо». Достаточно точное описание Френч-Лэндинга во времена Рыбака. Странно, но можно подумать, что Шустрик, точно так же, как и старина Берни, не замечает этих убийств. Ребекка ни разу не слышала, чтобы в разговоре он коснулся преступлений Рыбака, кроме того случая, когда пробурчал, что никому не может сказать о предстоящей рыбалке, пока Дейл Гилбертсон не оторвет от стула свою толстую задницу и не займется делом.
Два телефонных звонка и личная проблема, в существовании которой он никому бы не признался, сообща вытащили Джека Сойера из кокона Норвэй-Вэлли и направили в сторону Френч-Лэндинга, Самнер-стрит и полицейского участка. Первым позвонил Генри из кафетерия «Макстона» во время одного из коротких перерывов шоу Симфонического Стэна и настоял, чтобы Джек выслушал его. Похоже, этим днем неподалеку от «Макстона» похитили еще одного ребенка. И причины, по которым, не раскрывая их, Джек ранее воздерживался от участия в расследовании, больше не могли считаться существенными. Рыбак довел счет своих жертв до четырех, поскольку едва ли Джек мог надеяться на то, что в самом скором времени Ирма Френо вернется домой, не так ли? Убито четверо детей!
— Нет, — ответил Генри на вопрос Джека, — я не слышал об этом по радио. Мальчика похитили этим утром.
— Нет, я узнал об этом от уборщика «Макстона», — ответил Генри на вопрос Джека. — Он видел, как чем-то озабоченный коп брал стоявший на тротуаре велосипед и укладывал в багажник патрульной машины.
— Кого именно похитили, я не знаю, — ответил Генри на вопрос Джека, — но в том, что Рыбак увеличил число своих жертв, сомнений нет. К вечеру Дейл установит личность несчастного, а завтра утром об этом напишут газеты. И вот тогда весь округ встанет на уши. Неужели ты не понимаешь? Одного известия о том, что ты взялся за дело, хватит, чтобы успокоить людей. Ты больше не можешь позволить себе такой роскоши, как пенсия. Ты должен включиться в расследование.
Джек ответил Генри, что тот делает скоропалительные выводы, и предложил поговорить об этом позже.
Через сорок пять минут позвонил Дейл Гилбертсон сообщить, что этим утром десятилетний Тайлер Маршалл исчез с тротуара у «Центра Макстона по уходу за престарелыми», и отец Тайлера, Фред Маршалл, в настоящий момент находится в полицейском участке, настаивая на встрече с Джеком Сойером.
Фред — отличный парень, примерный семьянин, добрый друг Дейла, но в данный момент он на грани срыва. Судя по всему, у его жены, Джуди, еще до появления Рыбака возникли нелады с психикой, и исчезновение Тайлера привело к тому, что у нее окончательно поехала крыша. Она бормотала что-то бессвязное, поранила себя, чуть не разнесла весь дом.
— Я хорошо знаю Джуди Маршалл, — продолжил Дейл. — Красавица, просто красавица, такая миниатюрная, но с твердым характером, всегда здравомыслящая, уравновешенная, вот уж никогда бы не подумал, что она может сойти с ума. Похоже, она знала о похищении Тайлера до того, как нашелся его велосипед. Во второй половине дня ей стало так плохо, что Фреду пришлось позвонить доктору Скарде, и ее отвезли в Лютеранскую окружную больницу в Ардене, где поместили в отделение Д, для душевнобольных. Так что ты можешь себе представить, в каком сейчас состоянии Фред. Он настаивает на разговоре с тобой. «На вас у меня надежды нет», — сказал он мне.
— Если ты не приедешь сюда, — продолжил Дейл, — Фред Маршалл намерен приехать к тебе домой, и он приедет. Я не могу удержать его на поводке и не собираюсь сажать в камеру только из-за того, чтобы не допустить вашей встречи. А самое главное, ты нужен всем нам, Джек.
Хорошо, — продолжил Дейл, — я знаю, что ты ничего не можешь пообещать. Но ты знаешь, что требует от тебя твой долг.
Хватило бы этих двух телефонных звонков для того, чтобы усадить его в пикап и направить к Самнер-стрит? Джек полагает, что да, с тем, чтобы исключить третий фактор, секретный, несущественный, который не стоит принимать во внимание. Потому что он ровным счетом ничего не значит. Нервный срыв, паническая атака, вполне объяснимая, учитывая обстоятельства.
Такое может случиться с каждым. Ему хотелось выбраться из дома, так что с того? Никто не смог бы обвинить его в бегстве.
Он ехал навстречу опасности, а не убегал от нее, хотя ему и хотелось убежать, убежать от темной волны преступлений Рыбака. Но он и не собирался включаться в расследование. Друг Дейла и отец пропавшего ребенка, этот Фред Маршалл, настаивал на разговоре с ним, что ж, этот разговор состоится. Если полчаса с ушедшим на пенсию детективом могли помочь Фреду Маршаллу справиться с возникшими у него проблемами, что ж, ушедший на пенсию детектив готов выделить ему эти полчаса.
Все остальное — сугубо личное. Иллюзии и яйца малиновки не выходили у него из головы, но оставались сугубо личной проблемой. И конечно же, имели вполне рациональное объяснение, которое со временем обязательно удастся найти. Ни один здравомыслящий человек не мог воспринимать такое серьезно: странности эти — что летняя гроза, что появлялась и исчезала. Проезжая главный перекресток Сентралии, он автоматически (коп всегда остается копом) заметил ряд «харлеев», выстроившихся на стоянке перед баром «Сэнд», и вот тут дневные неурядицы предстали перед ним в ином свете. Стало совершенно ясно, почему он не смог, точнее, не захотел открывать дверцу холодильника. Пренеприятные сюрпризы заставляли семь раз отмерять, прежде чем резать. В гостиной перегорела лампочка, а когда он подошел к комоду, в ящике которого лежало полдюжины новых галогеновых ламп, выяснилось, что он не может выдвинуть этот ящик. Более того, он не мог выдвинуть ни один ящик, открыть ни одну дверь, шкафчика или кладовой. Это лишало его возможности заварить чай, переодеться, приготовить ленч, короче, он мог только пролистывать книги да смотреть телевизор. Крышка ящика для почты вроде бы скрывала пирамиду маленьких синих яиц, вот он и решил, что корреспонденция подождет до следующего дня. Все равно там лишь счета, журналы да реклама.