Венгерец появился опять, на этот раз указывая путь герцогу.
Герцог грузной походкой вошел в комнату и уселся на кровать.
— Ну и где же она? — осведомился он.
— Кто? — не понял Венгерец.
— Обещанная мне Лоренцино красотка Луиза, за которой ты ходил с его письмецом.
— Я оставил ее здесь, монсиньор; наверное, вот-вот вернется.
— Прекрасно… прекрасно, — молвил герцог. — Я пола гаюсь в этом на Лоренцино… Ты останься… будешь ждать меня напротив палаццо Состеньи, пока не начнет светать. А если до рассвета я не отправлюсь назад, что вполне вероятно, ступай во дворец и жди там.
— Монсиньор остается один?
— Э, нет, болван, не один! — хохотнул герцог. — Лоренцино сейчас приведет ко мне свою нареченную… Ну, пошел вон!
Венгерец вышел из спальни.
Лоренцино, как и в прошлый раз, ожидал его в коридоре.
— Ключ! — потребовал он.
— Вот, — сказал Венгерец.
— Герцог велел тебе ждать его?
— Да, до зари… Если на заре он не выйдет, я могу возвратиться во дворец.
— Так можешь туда возвращаться прямо сейчас, — со смехом посоветовал ему Лоренцино. — Я тебя отпускаю.
— А вы ручаетесь мне, что до зари монсиньор наверняка не выйдет?
— Моим словом дворянина, — сказал Лоренцино, кладя руку на плечо сбира. — Ступай себе спокойно спать.
— Ей-Богу, — согласился Венгерец, — так я и поступлю.
— Ну и правильно… Ступай, дружище, ступай.
Венгерец спустился по лестнице… До Лоренцино, перегнувшегося через перила, донеслись его удаляющиеся шаги, потом было слышно, как открылась и со стуком захлопнулась входная дверь.
Только теперь он перевел дыхание.
Затем, проведя обеими ладонями по лицу, направился в комнату к герцогу.
— Ну, так где же твоя опечаленная красотка? — встретил его вопросом тот. — И почему она не дожидалась меня здесь?
— Здесь… Вы пришли прямо с ночной пирушки, монсиньор… Откуда мне было знать, после всех выпитых вами у меня на глазах кубков, в каком состоянии вас доставят?.. Я не хотел, чтоб по вашей милости она до смерти напугалась!
— О! Какие нежности, — фыркнул герцог, отстегивая шпагу. — Ну-ка, сходи за ней.
— Сию минуту, монсиньор.
Он принял оружие из рук герцога и, обматывая перевязь вокруг шпаги, запутал ее на эфесе так, чтобы клинок нельзя было одним движением извлечь из ножен.
После этого он положил шпагу под подушку.
— Вы останетесь в этом плаще? — спросил Лоренцино герцога.
— Нет, честное слово, здесь чересчур натоплено.
— Дайте-ка его мне, а сами прилягте на постель, монсиньор; через минуту та, кого вы ждете, будет здесь.
И, сложив одежду герцога на стул, он быстро вышел.
Дверь за ним закрылась.
Лоренцо бегом бросился по коридору к комнате, где его ждал Микеле.
— Брат, — сказал он, выпуская его, — час пробил; я держу запертым в спальне того врага, о ком тебе говорил… Ты все еще не отказываешься помочь мне разделаться с ним?
— Идем! — лаконично отозвался сбир.
И оба, стараясь двигаться как можно тише, пряча под плащами обнаженные шпаги, направились к спальне, где остался герцог.
Открыв дверь, Лоренцо вошел первым.
В его отсутствие герцог улегся в постель; отвернувшись лицом к стене, он, похоже, успел задремать и не пошевельнулся, когда Лоренцо вплотную подошел к его ложу.
— Вы спите, синьор? — спросил юноша.
И с этими словами он нанес столь страшный удар короткой и тонкой шпагой, которую сжимал в руке, что ее острие, войдя в один бок повыше плеча, вышло из другого под соском.
Герцог взревел от боли.
Но, будучи человеком неимоверной силы, он одним прыжком выскочил на середину комнаты и почти добрался до двери, когда на пороге наткнулся на Микеле, который, при виде герцога Алессандро вскрикнул от радости и, рубанув наотмашь шпагой, раскроил ему висок и отсек почти полностью левую щеку.
Герцог отступил на два шага в поисках другого выхода; Лоренцино, обхватив герцога поперек тела, толкнул его обратно на кровать и опрокинул навзничь, навалившись сверху всем своим весом, и тот, подобно угодившему в западню крупному хищнику, пока еще не издавший ни звука, впервые позвал на помощь.
Но Лоренцино резко зажал ему рот ладонью, так что при этом его большой палец и часть указательного попали внутрь. Инстинктивно на это реагируя, герцог с силой сжал челюсти; кости захрустели, дробясь под его зубами, и от нестерпимой боли в руке Лоренцино в свою очередь откинулся назад с протяжным криком, похожим на рычание.
Хотя кровь обильно текла из двух его ран и он то и дело отхаркивался ею, Алессандро молниеносно набросился на противника и подмял под себя как тростинку, пытаясь душить.
Лоренцино почувствовал, что ему конец. В таком единоборстве шпага была бесполезна… И тут он вспомнил о том дамском кинжале, который с такой легкостью пробивал золотые цехины. Он пошарил у себя на груди под колетом, нашел его и дважды подряд погрузил в живот герцогу острое лезвие по самую рукоять. Но ни первая, ни вторая из нанесенных ран не заставила того ослабить хватку своих пальцев. Микеле безуспешно порывался прийти Лоренцино на выручку: тела сцепившихся противников так переплелись, что, несмотря на горячее желание внести лепту в убийство герцога, он не решался нанести удар одному из опасения случайно убить или ранить другого. Совсем отчаявшись, он, как и Лоренцино, отбросил шпагу и, выхватив дагу, полез в кучу борющихся, бесформенную в красноватой полутьме спальни, которую наполняли пляшущие отблески огня в камине. Наконец он добрался до горла герцога, вонзил в него дагу и, видя, что герцог все никак не падает, поворошил ею так удачно, по утверждению историка Варки, что в конце концов перерезал ему артерию.
С предсмертным хрипением герцог рухнул, увлекая за собою Лоренцо и Микеле.
Но эти двое мгновенно снова оказались на ногах; отпрыгнув от него в разные стороны, они переглянулись, испугавшись вида крови на их одежде, и бледности, разлившейся по их лицам.
— Наконец-то, — первым открыл рот сбир. — По-моему, он готов.
И так как Лоренцо с сомнением покачал головой, Микеле, подобрав с пола свою шпагу, вернулся с ней назад и не спеша проткнул тело герцога, но оно даже не шелохнулось.
Перед ними был бездыханный труп.
Только тогда Лоренцо вспомнил о Луизе и о том ужасе, какой она должна была испытать. Во время их схватки с герцогом, на которую ушло более десяти минут, из смежной комнаты до него два или три раза долетали приглушенные вздохи.